Неточные совпадения
Для того чтобы схемы
понятий наполнялись жизненным содержанием и в сети разума уловлялась действительная, а не воображаемая рыба, надо, чтобы познание имело орган такого удостоверения действительности, чувство реальности, которая не разлагается на отдельные признаки
вещи, но их связывает собой в бытии.
Для рассудка («чистого разума») такое удостоверение, может быть, и является «мистическим» и установляется «верою», но это показывает только всю условность и недостаточность отвлеченно-рассудочного понимания познания, ибо корень познания жизненно-прагматический, и
понятие эмпирии должно уже наперед включать в себя признак действенности, ощупывающей
вещи и отличающей идеальности от реальностей (кантовские «талеры» в воображении или в кошельке) [Имеется в виду рассуждение И. Канта в «Критике чистого разума» (Кант И. Соч · · В 6 т. М., 1964.
По этой теории, Ding an sich [
Вещь в себе (нем.).] хотя и трансцендентна, но все-таки отпечатлевается в сознании в качестве «идей» или предельных
понятий.
Так, символ в рационалистическом применении берется как условный знак, аббревиатура
понятия, иногда целой совокупности
понятий, конструктивная схема, логический чертеж; он есть условность условностей и в этом смысле нечто не сущее; он прагматичен в своем возникновении и призрачен вне своего прагматизма; он возникает по определенному поводу, цепляется за
вещи лишь в предуказанных точках, его реализм частичен, акцидентален.
Конечно, центральное место принадлежит здесь его многозначному
понятию Ding an sich,
вещи в себе, недоступной опытному познанию.
Вещь в себе есть Grenzbegriff, предельное
понятие, превышающее всякое познание.
«Знаменитый символ пещеры у Платона, — пишет А. А. Тахо-Годи в комментарии к этому месту диалога, — дает читателю образное
понятие о мире высших идей и мире чувственно воспринимаемых
вещей, которые суть не что иное, как тени идей, их слабые копии и подобия» (там же.
Должны существовать идеи не только настоящих
вещей, но и прошедших, даже идеи отрицания, относительного, гибнущего, смерти, уничтожения и под Сила этого аргумента заключается в прямом отожествлении
понятий, возникающих в мире явлений и по поводу их, с самыми идеями, но это прямолинейное отожествление отнюдь не вытекает из платоновского учения, ибо мир идей, хотя и имманентен миру явлений, как его основа, но вместе с тем и принципиально от него отличается Идеи в нем погружены в становление и небытие, терпят многочисленные преломления и отражения, собственно и составляющие область относительного.
На этом же смешении идей и
понятий всецело основан и следующий аргумент Аристотеля, будто бы согласно теории идей для каждой
вещи должно существовать несколько и даже много идей, напр., для человека — животное, двуногое, человек и под.
Другими словами, антитезу между номинализмом и реализмом можно примирить в смысле соединения обоих, ибо
понятия суть одновременно и realia и nomina [
Вещи и имена (лат.).
В свое время «антитезу между номинализмом и реализмом» пытался, подобно Булгакову, примирить Абеляр, решивший проблему универсалий в духе концептуализма:
понятия не имеют самостоятельной онтологической реальности, но воспроизводят объединяемые в человеческом уме сходные признаки единичных
вещей.
Вопрос о софийной природе
понятий [Учение Николая Мальбранша о видении
вещей в Боге и о богопознании как сущности познания
вещей представляет большую аналогию к учению, здесь развиваемому (обстоятельный очерк учения Мальбранша на русском языке см. у Μ. Η. Ершова.
Но в каком же отношении стоят эти
понятия к бытию
вещей, ideae к res» [Идеи ‹к›
вещам (лат.).]?
Неточные совпадения
По его
понятию, надо было перебить кретоном всю мебель, повесить гардины, расчистить сад, сделать мостик у пруда и посадить цветы; но он забыл много других необходимых
вещей, недостаток которых потом измучал Дарью Александровну.
Ошибаться может каждый, ошибки могут быть нелепы, если человек судит о
вещах, чуждых его
понятиям; но было бы несправедливо выводить из нелепых промахов Марьи Алексевны, что ее расположение к Лопухову основывалось лишь на этих вздорах: нет, никакие фантазии о богатой невесте и благочестии Филиппа Эгалите ни на минуту не затмили бы ее здравого смысла, если бы в действительных поступках и словах Лопухова было заметно для нее хотя что-нибудь подозрительное.
Но теперь я дошел до такого обстоятельства, что, при всей бесстыдной низости моих
понятий, на меня нападает робость, и думаю я: «Не лучше ли было бы скрыть эту
вещь?
Чтоб дать полное
понятие о нашем житье-бытье, опишу целый день с утра; однообразность была именно одна из самых убийственных
вещей, жизнь у нас шла как английские часы, у которых убавлен ход, — тихо, правильно и громко напоминая каждую секунду.
Понятия о
вещах были в них равные, правила жизни знали они равно, но остроту разума и движения сердца природа в них насадила различно.