Неточные совпадения
И если может показаться иным, что неуместно во время всеобщего землетрясения такими «отвлеченностями», то нам, наоборот, представляется обострение
предельных вопросов религиозного сознания как бы духовной мобилизацией для войны в высшей, духовной области, где подготовляются, а в значительной мере и предрешаются внешние события.
В них же подготовляется и назревает
предельное явление хлыста-человекобога, имеющего вступить в открытое соперничество с Богочеловеком: уже слышится понемногу эта «музыка будущею» [Название статьи Р. Вагнера (1860) (см.: Вагнер Р. Избранные работы. М., 1978.
Соединить же правду того и другого, Найти не «синтез», но жизненное единство, в живом опыте познать Бога в мире, а мир в Боге — это
предельная задача религиозного сознания, поставленная его историей.
Вообще в истории мысли это есть
предельный пункт унижения религии под видом ее защиты, ибо мужественнее и естественнее прямо признать, что религии нет и она вообще невозможна, нежели в самый темный угол сознания, пользуясь его сумерками, упрятывать религию.
Религия, religio, есть связь не только человека с Божеством, но и человека с человечеством, или последнее и
предельное его утверждение в своей человечности, притом связь эта крепче, онтологичнее, нежели всякая иная: поэтому «религиозный индивидуализм» есть горячий лед, круглый квадрат.
Напротив, в философии Канта, именно в его учении об «идеях» как
предельных понятиях, а равно и в учении о различении суждений практического разума от теоретического разума и «силы суждения» заключается implicite [Неявно, в скрытом состоянии (нем.).] целая теория мифотворчества, хотя и отрицательного или агностического содержания.
По этой теории, Ding an sich [Вещь в себе (нем.).] хотя и трансцендентна, но все-таки отпечатлевается в сознании в качестве «идей» или
предельных понятий.
С. 51&-522.]): следует ли идеи Платона понимать в трансцендентально-критическом смысле, как формальные условия познания и его
предельные грани (кантовские идеи), или же в трансцендентно-метафизическом смысле?
Αλλ' έ'κβιβάσαντες αι5τό πάσης ποιότητος — εν γαρ των εις την μακαριότητα αυτού και την ακραν εύδαιμονίαν fjv το ψιλήν ανευ χαρακτήρας την ΰπαρξιν καταλαμβάνεσθαι — την κατά το είναι μόνον φαντασίαν ένεδέξαντο, μη μορφώσαντες αυτό» (Сущее не сравнивают ни с какой идеен о происшедшем, но, освободив его от всякого качества, — ибо одно только ответствовало бы высшему его блаженству и
предельному счастью, — принимают его как новое бытие без всякого качества, допускают относительно его только представление о бытии, совершенно его не определяя...
На этом основании, как понятие, строго говоря, отрицательное или
предельное, ουσία оказывается единой, нераздельной и простой, «божественные же энергии множественны и разнообразны» (ποικίλοι).
Вещь в себе есть Grenzbegriff,
предельное понятие, превышающее всякое познание.
Такова
предельная интуиция религиозного самосознания и исходная аксиома веры, которая приемлется или отвергается в глубочайших недрах целостного религиозного духа до всякой рефлексии и ранее всякой философии; последняя лишь выявляет и осуществляет разные возможности, заложенные в уже принятом решении, дает ему философскую транскрипцию.
Это самораздвоение Абсолютного как абсолютно-относительного образует
предельную антиномическую грань для мысли (Grenzbegriff).
Творение есть поэтому и акт безмерного смирения Абсолютного, которое совлекается актуальности своей: любовь-смирение, эта
предельная и универсальная добродетель христианства, есть и онтологическая основа творения. Давая в себе место миру с его относительностью, Абсолютное в любви своей смиряется пред тварью, — воистину неисследимы глубины божественной любви-смирения!
В этом основном и
предельном акте творения мы имеем дело с полной непостижимостью, ибо понять, каким образом в уконе возникает меон, нельзя, здесь опять предел для мысли.
В прямом отношении к учению «Тимея» о материи стоит и учение о беспредельном (άπειρον) и
предельном (πέρας) «Филеба».
Таким образом получается
предельная космологическая антиномия...
Попытка во что бы то ни стало осилить рационально недомыслимую тайну Божества в мире, сделать ее понятной неизбежно ведет либо к противоречиям, либо же к явному упрощению и снятию проблемы (как в монизме); вот почему непротиворечивой рациональной метафизики, имеющей дело с
предельными проблемами мирового бытия, никогда не бывало да и быть не может.
Мир идей, идеальное все, актуально содержащееся в Софии, для мира тварного существует не только как основа или причинность (в вышеуказанном смысле), но и как норма,
предельное задание, закон жизни, аристотелевская энтелехия в отношении к потенциальному состоянию бытия.
Таковое же мы можем мыслить лишь в качестве
предельного понятия, края бытия, «тьмы кромешной», дна адова, метафизического ничто, но невозможно даже в мысли допустить, чтобы этой пустотой продырявлен был созданный Богом в Софии, хотя и извращенный в своем антисофийном состоянии, мир.
Здесь логический hiatus или чудо,
предельное событие, которое философии нельзя изъяснить, а можно только констатировать, истолковывая его последствия.
Идя по этому пути мысли, неизбежно приходим и к
предельному вопросу космологии — о реальности идей: свойственна ли она высшим, умопостигаемым началам бытия, платоновским идеям, как в их раздельности, так и в их органической целокупности?
Метафизика не в силах дать положительного ответа на этот основной вопрос религиозной антропологии, а может наметить только
предельные, отрицательные его грани.
«Или или лима савахфани — Боже мой, векую оставил Меня» — вот ее
предельное выражение.
Мало того, им же утверждается на высшей и
предельной ступени та основная антиномия, которая лежит вообще в основе религиозного самосознания: неразрывное двуединство трансцендентного и имманентного, премирность Абсолютного и откровение Бога в мире.
Воскрешение мертвых, поставленное как
предельная цель для хозяйственной воли, есть вообще ложная задача, ибо в ней в плоскости временности ставится то, что находится за временем, по крайней мере этим временем нашего зона.
Когда дело доходит до этого
предельного, но в сущности неустранимого вопроса, тогда ощущаются жизненные границы искусства.
Для гуманности совсем не существует греха, а зло она знает только как следствие плохой общественности; для христианства социальное зло есть лишь одно из проявлений зла космического, и притом не высшее, не
предельное.
Хотеть «тьмы кромешной», ничто, лишь бы не хотеть Бога, это —
предельное безумие зла, которое никак не может быть мотивировано и оправдано, это явная нелепость, бессильная судорога зла.
И Слово Божие дает надежду, ибо противопоставление добра и зла, рая и ада, не есть еще
предельная цель мироздания.
Неточные совпадения
А Миша постепенно вызывал чувство неприязни к нему. Молчаливый, скромный юноша не давал явных поводов для неприязни, он быстро и аккуратно убирал комнаты, стирал пыль не хуже опытной и чистоплотной горничной, переписывал бумаги почти без ошибок, бегал в суд, в магазины, на почту, на вопросы отвечал с
предельной точностью. В свободные минуты сидел в прихожей на стуле у окна, сгибаясь над книгой.
Все это завершалось полнотою сексуальных отношений, гармоническим сочетанием двух тел, которое давало Самгину неизведанное и
предельное наслаждение.
Наблюдая за человеком в соседней комнате, Самгин понимал, что человек этот испытывает боль, и мысленно сближался с ним. Боль — это слабость, и, если сейчас, в минуту слабости, подойти к человеку, может быть, он обнаружит с
предельной ясностью ту силу, которая заставляет его жить волчьей жизнью бродяги. Невозможно, нелепо допустить, чтоб эта сила почерпалась им из книг, от разума. Да, вот пойти к нему и откровенно, без многоточий поговорить с ним о нем, о себе. О Сомовой. Он кажется влюбленным в нее.
Тут, как осенние мухи, на него налетели чужие, недавно прочитанные слова: «последняя,
предельная свобода», «трагизм мнимого всеведения», «наивность знания, которое, как Нарцисс, любуется собою» — память подсказывала все больше таких слов, и казалось, что они шуршат вне его, в комнате.
Ставится острый
предельный вопрос: существует ли подлинная, не объективная, не иллюзорная и не фиктивная реальность?