Неточные совпадения
Доказательства бытия Божия вообще уже самым появлением своим
свидетельствуют о наступлении кризиса в религиозном сознании, когда по тем либо иным причинам иссякают или затягиваются песком источники религиозного вдохновения, непосредственно сознающего
себя и откровением, но та вера, которая призывается сказать горе: «двинься в море» [«Иисус же сказал им в ответ:…если будете иметь веру и не усомнитесь… то… если и горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, — будет» (Мф. 21:21).], не имеет, кажется, ровно никакого отношения к доказательствам.
И, однако, это отнюдь не значит, чтобы вера была совершенно индифферентна к этой необоснованности своей: она одушевляется надеждой стать знанием, найти для
себя достаточные основания [Так, пришествие на землю Спасителя мира было предметом веры для ветхозаветного человечества, но вот как
о нем говорит новозаветный служитель Слова: «
о том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши,
о Слове жизни (ибо жизнь явилась, и мы видели и
свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам),
о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам» (1 поел. св. Иоанна. 1:1–3).].
Однако эти идеи отличаются от мифов тем, что они не только
свидетельствуют у Канта
о реальном присутствии или откровении трансцендентного, но содержат в
себе даже меньше реальности, чем опытное познание, суть только схемы, теневые следы, не более.
Зеркало отражает, но не вмещает в нем отраженного, оно
свидетельствует о бытии предмета не только в этом отражении, но и в
себе и для
себя, трансцендентно этому отражению, а в то же время оно отражает черты именно этого в
себе сущего.
Бунт против пола, хотя бы и во имя отрицания сексуальности,
свидетельствует о серьезной поврежденности духа, — недаром Церковь так решительно осуждает самооскопление (и не случайно, что, по преданию, его совершил над
собой Ориген с чрезмерным своим спиритуализмом).
Аристотель (Synesius, Dion 48) выразился так: «Имеющие принять посвящение не должны чему-либо учиться, но испытать на
себе и быть приведенными в такое настроение, конечно, насколько они окажутся для него восприимчивы».];
о значительности этих переживаний и священном ужасе, ими внушаемом,
свидетельствует и суровая disciplina arcani [Дисциплина таинств (лат.).], облекавшая их непроницаемой тайной [Ср. рассказ у Павзания (Descr. Gr. X, 32, 23)
о том, как непосвященный, случайно увидевший мистерии Изиды в Титерее и рассказавший об этом, умер после рассказа; здесь же сходный рассказ и
о случае, бывшем в Египте.].
Поэтому истинное произведение искусства не может оставаться замкнутым только в
себе, в своей действенности оно зовет к жизни в красоте и пророчественно
свидетельствует о ней.
Однако, несмотря и на это, я прибыл сюда, чтоб удостовериться лично, и вот, сверх всего, вы еще позволяете себе играть словами и сами
засвидетельствовали о себе, что подвержены припадкам.
Неточные совпадения
Несмотря на свою расплывчивость, учение Козыря приобрело, однако ж, столько прозелитов [Прозели́т (греч.) — заново уверовавший, новый последователь.] в Глупове, что градоначальник Бородавкин счел нелишним обеспокоиться этим. Сначала он вытребовал к
себе книгу «
О водворении на земле добродетели» и
освидетельствовал ее; потом вытребовал и самого автора для освидетельствования.
В коротких, но определительных словах изъяснил, что уже издавна ездит он по России, побуждаемый и потребностями, и любознательностью; что государство наше преизобилует предметами замечательными, не говоря уже
о красоте мест, обилии промыслов и разнообразии почв; что он увлекся картинностью местоположенья его деревни; что, несмотря, однако же, на картинность местоположенья, он не дерзнул бы никак обеспокоить его неуместным заездом своим, если бы не случилось что-то в бричке его, требующее руки помощи со стороны кузнецов и мастеров; что при всем том, однако же, если бы даже и ничего не случилось в его бричке, он бы не мог отказать
себе в удовольствии
засвидетельствовать ему лично свое почтенье.
О себе приезжий, как казалось, избегал много говорить; если же говорил, то какими-то общими местами, с заметною скромностию, и разговор его в таких случаях принимал несколько книжные обороты: что он не значащий червь мира сего и не достоин того, чтобы много
о нем заботились, что испытал много на веку своем, претерпел на службе за правду, имел много неприятелей, покушавшихся даже на жизнь его, и что теперь, желая успокоиться, ищет избрать наконец место для жительства, и что, прибывши в этот город, почел за непременный долг
засвидетельствовать свое почтение первым его сановникам.
Неожиданное же и ученое рассуждение его, которое он сейчас выслушал, именно это, а не другое какое-нибудь,
свидетельствовало лишь
о горячности сердца отца Паисия: он уже спешил как можно скорее вооружить юный ум для борьбы с соблазнами и огородить юную душу, ему завещанную, оградой, какой крепче и сам не мог представить
себе.
А. И. Герцена.)] а между тем это сущая правда, что я, как советник губернского правления, управляющий вторым отделением,
свидетельствовал каждые три месяца рапорт полицмейстера
о самом
себе как
о человеке, находившемся под полицейским надзором.