Неточные совпадения
В религиозной жизни нет застоя и неподвижности, как нет и неотъемлемых достижений и мертвых точек, здесь все и всегда в
движении, вверх или вниз, вперед или назад, а потому мертвому успокоенному догматизму здесь не может
быть места.
Вот почему, вообще говоря, так трудно определить момент уверования или утраты веры, ибо и действительности уверование всегда и непрерывно вновь совершается,
есть единый растянутый во времени акт, и всегда неверие, как темная трясина, подстерегает каждое неверное
движение, каждое колебание на пути веры [Отсюда следует, между прочим, в какой иллюзии находятся некоторые протестантские секты (баптисты, методисты), внушающие последователям своим умеренность в их совершившейся уже спасенности; и насколько мудрее и здесь оказывается православие, которое остерегает от этой уверенности как гибельной иллюзии («прелести»), указывая на необходимость постоянной борьбы с миром, «списания», но не «спасенности».].
Эта эволюция не имеет конца и предела; абсолютное для этого радикального эволюционизма существует лишь в качестве возможности беспредельного
движения, т. е. «дурной бесконечности» [«Дурная, или отрицательная, бесконечность, — по Гегелю, —
есть не что иное, как отрицание конечного, которое, однако, снова возникает и, следовательно, не снимается; или, иными словами, эта бесконечность выражает только долженствование снятия конечного» (Гегель.
[«Противоречие
есть корень всякого
движения и жизненности…»; «противоречие…
есть… принцип всякого самодвижения» (Гегель.
К счастью, дело обстоит наоборот: религия не утверждается на рассудочном постижении, она стоит в самой себе, и, напротив, для нее указанная антиномия как раз создает постоянный и незаменимый импульс, она
есть нерв религии, придает ей глубину и
движение и, хотя и неразрешимая, она постоянно разрешаема в религиозной жизни, вновь и вновь переживаясь как источник религиозных озарений в пламени веры.
Напротив, Аристотель, восходя по лестнице форм в их естественной иерархии, приходил к форме всех форм, имеющей содержанием только себя, мышление мышления (νόησις της νοήσεως), первое движущее (πρώτον κινούν), составляющее и источник всякого
движения, и его предмет, как всеобщее стремление и любовь (ой κινούμενον κινεί… κινεί δε ως έρώμενον); эта Форма вообще и
есть Божество.
Хотя Он нигде, но все чрез Него, а в Нем, как не существующем, ничто (ως μη δντι μηδέν) из всего, и напротив, все в Нем, как везде сущем; с другой стороны, чрез Него все, потому что Он сам нигде и наполняет все как всюду сущий» (S. Maximi Scholia in 1. de d. п., col. 204–205).], αΰτΟ δε ουδέν (и именно ουδέν, а не μηδέν), как изъятое из всего сущего (ως πάντων ύπερουσίως έξηρημένων), ибо оно выше всякого качества,
движения, жизни, воображения, представления, имени, слов, разума, размышления, сущности, состояния, положения, единения, границы, безграничности и всего существующего» (ib.) [Св. Максим комментирует эту мысль так: «Он сам
есть виновник и ничто (μηδέν), ибо все, как последствие, вытекает из Него, согласно причинам как бытия, так и небытия; ведь само ничто
есть лишение (στέρησις), ибо оно имеет бытие чрез то, что оно
есть ничто из существующего; а не сущий (μη ων) существует чрез бытие и сверхбытие (ΰπερεΐναι),
будучи всем, как Творец, и ничто, как превышающий все (ΰπερβεβηκώς), а еще более
будучи трансцендентным и сверхбытийным» (ιϊπεραναβεβηκώς και ύπερουσίως ων) (S.
Бог не
есть сущность (субстанция — ουσία), как разумеется она просто или в том смысле, что она
есть и начало; и не
есть потенция, как разумеется потенция просто или в том смысле, чтобы
быть посредствующей (срединой, μεσάτης); и не
есть энергия, как разумеется она просто или в том смысле, что она
есть цель преднамечаемого сообразно потенции и вытекающего из сущности
движения.
«То, что подлинно
есть благо по сущности своей, не
есть ни начало, ни цель, ни причина бытия, и не имеет отношения к тому, что является источником
движения к причине бытия» [Migne, 90, col. 1177 (Diversa capita ad theologian! et oeconomiam spectantia deque virtute ac vitio, β).
Спор о «Фаворском свете» заключался в следующем: исихасты (букв.: пребывающие в покое — представители мистического
движения в среде греч. монашества XIV в. на Афоне) — Григорий Синаит, Григорий Палама, Николай Кавасила, патриарх Филофей и др. — считали, что Фаворский свет
есть таинственное проявление божественной славы.
Все следует для него только modo aeterno, т. е. чисто логическим способом, имманентным
движением: ибо это
есть лишь фальсифицированный рационализм, если, напр., объясняют происхождение мира свободным обнаружением абсолютного духа, который вообще хочет утверждать творение чрез действие (thätliche).
Хотя он зовет себя теософом, следовательно, притязает на науку божественного, содержание, к которому приводит теософизм,
есть лишь субстанциальное
движение, и он изображает Бога лишь в субстанциальном
движении.
Субстанциальное
движение, которым ограничен рационализм, исходит из отрицательного prius, т. е. из не-сущего, которое имеет двигаться к бытию; но историческая философия исходит из положительного prius, которое не имеет нужды только двигаться к бытию, стало
быть, с совершенной свободой, не
будучи вынуждаемо к тому самим собой, лишь полагает бытие»… и т. д.
Но начало к
движению твари, происшедшее в Боге, не должно
быть названо» (Ciaassen, II, 64–65, 40, Frag.
Поэтому творение
есть абсолютно-свободное, лишь в себе самом имеющее смысл и основу, абсолютно-самобытное
движение божественной любви, любовь ради любви, ее святое безумие. Dieu est fou de l'homme [Бог помешан на человеке (фр.).], — вспоминает Шеллинг дерзновенно-проникновенное выражение французского писателя: с безумием любви Бог хочет «друга» (другого), а этим другом может
быть только человек.
Этот анализ ставится в связь с учением об относительности бытия, в силу которой всякое бытие
есть в одном отношении бытие, в другом — небытие, что раскрывается при анализе
движения и изменения.
Она всегда в себя все принимает, никогда, никаким образом никакой не усвояет формы, подобной в нее входящему; ибо она по природе
есть вместилище (έκμαγεΐον), приводимое в
движение и оформляемое от входящего, и благодаря ему представляется в разные времена по-разному» (50 Ь-с).
Это существо едино и постоянно и остается всегда; это единое — вечно; всякое
движение, всякий образ, все другое
есть суета,
есть как бы ничто, да, именно ничто
есть все вне этого единства».
«Вечность
есть время, когда останавливается в
движении, а время
есть вечность, когда умеряется как выражающееся в
движении, так что можно определить вечность как время, лишенное
движения, а время как вечность, измеряемую
движением».],
есть не что иное, как вечность, простершаяся в бытие, творчески объявшая ничто.
«В наибольшее смущение надо прийти, когда надо понять, что же идеи приносят для вечного из чувственно воспринимаемого или для возникающего и погибающего, ибо он
суть причины или какого-нибудь
движения или перемены.
Ум, которому
были бы известны для какого-либо ладного момента все силы, одушевляющие природу, и относительное положение, всех ее составных частей, если бы вдобавок он оказался достаточно обширным, чтобы подчинить эти данные анализу, обнял бы в одной формуле
движения величайших тел вселенной наравне с
движением легчайших атомов: не осталось бы ничего, что
было бы для него недостоверно, и будущее, так же как и прошедшее, предстало бы перед его взором» (Лаплас.
Если же это так, то, очевидно, разумные существа низошли из высшего состояния в низшее, и притом не только души, заслужившие это нисшествие разнообразием своих
движений, но и те существа, которые
были низведены из высшего и невидимого состояния в это низшее и видимое для служения всему миру, хотя и не по своему желанию: суете во твари повинуся не волею, но за повинувшаго ю на уповании (Рим. 8:20).
По определению св. Максима Исповедника, «зло и не
было и не
будет самостоятельно существующим по собственной природе, ибо оно и не имеет в сущем ровно никакой сущности, или природы, или самостоятельного лика, или силы, или деятельности, и не
есть ни качество, ни количество, ни отношение, ни место, ни время, ни положение, ни действие, ни
движение, ни обладание, ни страдание, так чтобы естественно созерцалось в чем-либо из сущего, и вовсе не существует во всем этом по естественному усвоению; оно не
есть ни начало, ни средина, ни конец».
Или еще: зло
есть неразумное
движение естественных сил по ошибочному суждению к чему-либо иному помимо цели, целью же называю Причину сущего, к которой естественно влечется все» [Вопросоответы к Фалассию.
Вечная природа ипостасности вызывает здесь лишь вечную адскую муку, кольцевое
движение змеи, ловящей собственный хвост, — магический круг, где все точки
суть одновременно концы и начала.
Итак, по букве федоровский проект с его хозяйственным энтузиазмом «общего дела» должен
быть отвергнут, но как
движение сердца и воли, как молитва и вдохновение, он симптоматически важен и дорог.
Христианская теургия
есть незримая, но действительная основа всякого духовного
движения в мире на пути к его свершению.