Учение Канта о «разумной вере» страдает половинчатостью, это полувера-полуразум: хотя ею переступается область познаваемого разумом, но в то же время разум не хочет отказаться от своего господства и контроля и в этой чуждой ему области [Для противоречивости и двойственности идей Канта в вопросе о вере характерна глава «Критики практического разума» под заглавием: «Каким образом возможно мыслить расширение чистого разума в практическом отношении, не расширяя при этом его познания как разума спекулятивного?» Здесь «теоретическое познание чистого разума еще не получает прироста.
И тем не менее даже и в этом
учении Канта об идеях как имманентных проекциях Ding an sich заключается драгоценное зерно теории мифотворчества: Ding an sich, трансцендентная теоретическому познанию, все же познаваема, и притом своим особым путем, отличным от имманентно-опытного; кантовские постулаты практического разума, его «разумная» вера, есть также не что иное, как мифотворчество.
Таковы и гносеология и гносеологизирующая философия, это излюбленное детище современности, таково, в частности, и
учение Канта, признанного «философа протестантизма».
Из общего
учения Канта об антиномиях сюда имеет отношение «третье противоречие трансцендентальных идей» во второй, космологической, антиномии. Речь идет тут о конечной причине мира, относительно которой одновременно имеют силу следующие тезис и антитезис (Kritik der reinen Vernunft, Reclam's Ausg., 368–369 ел...
Неточные совпадения
Кауфман и др.), но и неокантианство; сторонники «имманентизма» в духе
учения И.
Канта считали, что предметный мир не объективно дан, а конструируется сознанием (т. е. «имманентен», внутренне присущ сознанию), отрицая вместе с тем существование «вещи в себе».] и «монизма» — от протестантства до социалистического человекобожия [Критике «социалистического человекобожия» посвящен ряд статей С. Н. Булгакова в книге «Два града» (в 2 т. М., 1911): «Религия человекобожия у Л. Фейербаха», «К.
Отвечая на этот чисто аналитический и критический вопрос,
Кант установил, как ему это казалось (а многим кажется и до сих пор), основу общезначимых суждений для науки и в своем
учении об опыте попытался выковать броню, предохраняющую от скептицизма, причем фактические условия познания были возведены им в ранг основоположных, категориальных синтезов.
Напротив, в философии
Канта, именно в его
учении об «идеях» как предельных понятиях, а равно и в
учении о различении суждений практического разума от теоретического разума и «силы суждения» заключается implicite [Неявно, в скрытом состоянии (нем.).] целая теория мифотворчества, хотя и отрицательного или агностического содержания.
И логическое место Божества в системе определяется общим характером данного философского
учения: сравните с этой точки зрения хотя бы систему Аристотеля с его
учением о божественной первопричине — перводвигателе, с не менее религиозной по общему своему устремлению системой Спинозы, или сравните
Канта, Шеллинга, Фихте, Гегеля в их
учениях о Боге.
Правые православные круги, почитавшие себя наиболее ортодоксальными, утверждали даже, что соборность есть выдумка Хомякова, что православная свобода у Хомякова несет на себе печать
учения Канта и немецкого идеализма об автономии.
Неточные совпадения
Мой иррационализм или сверхрационализм прошел через «просвещение», не в смысле французских течений XVIII века, а в смысле
Канта, который формулировал вечную правду «просвещения» и с ней связывал свое
учение об автономии.
Но его
учение о свободе, положенное в основу его философии и его богословия, возможно было только после
учения об автономии, о свободе духа
Канта и немецкого идеализма.
Торжество мое было совершенное. После этого достопримечательного дня мне стало легче. В школе — знал ли я, не знал урока — пан Кнышевский не взыскивал, а по окончании
учения брал меня с собою и водил в дом богатейших казаков, где мы пели разные псалмы и
канты. Ему давали деньги, а меня кормили сотами, огурцами, молочною кашею или чем другим, по усердию.
Был, кажется, поклонник
Канта он, // Но этот раз забыл его
ученье, // Что «Ding an sich», лишь только воплощен, // Лишается свободного хотенья; // Я ж скоро был к той вере приведен, // Что наша воля плод предназначенья, // Зане я тщетно, сколько ни потел, // Хотел хотеть иное, чем хотел.
Но у
Канта учение о личности не есть все-таки подлинный персонализм, потому что ценность личности определяется нравственно-разумной природой, которая универсально-общая.