«У Канта в его третьей «Критике», — писал А. В. Гулыга, — в первую очередь речь идет о способности (или даже точнее о силе) оценки, приговора, который прямо или косвенно человек выносит окружающей действительности и самому себе» (
Философия Канта и современность. М., 1974. С. 268–269).].
Напротив, в
философии Канта, именно в его учении об «идеях» как предельных понятиях, а равно и в учении о различении суждений практического разума от теоретического разума и «силы суждения» заключается implicite [Неявно, в скрытом состоянии (нем.).] целая теория мифотворчества, хотя и отрицательного или агностического содержания.
Понятие Jungfrau Sophia резко отличается внеполовым, точнее, полувраждебным характером: вообще вся система Беме отмечена отсутствием эротизма и типической для германства безженностью (которая дошла до апогея в гроссмейстере германской
философии Канте). «Die Bildniss ist in Gott eine ewige Jungfrau in der Weisheit Gottes gewesen, nicht eine Frau, auch kein Mann, aber sie ist beides gewesen; wie auch Adam beides war vor seiner Herren, welche bedeitet den irdischen Menschen, darzu tierisch» [Образы Божий, которые принимает вечная Дева в качестве мудрости Бога, не есть ни мужчина, ни женщина, но и то и другое; как и Адам был и тем и другим перед своим Господом, чем отличался смертный человек от животного (нем.).] [Ib., Cap.
Неточные совпадения
Неокантианство как направление в немецкой идеологической
философии сформировалось в конце XIX в. после выхода в свет книги О. Либмана «
Кант и эпигоны» (1865).
Проблема религии, поставленная «трансцендентально», быть может, всего удобнее вводит в
философию религии, причем она представляет собой полную аналогию основным проблемам, исследованным в трех критиках:
Канта.
Это сочинение в наших глазах является самым важным для понимания духа кантовской
философии, ее интимного религиозного мотива, но оно задумано им не как особая «критика», что для
Канта и характерно, но лишь как систематическое применение выводов трех критик к христианской догматике.].
С другой стороны, он вместе с многими другими (как впоследствии и Фихте) спасался от
Канта в противоположную крайность, в
философию веры Якоби, в которой истинные черты религиозной веры стирались чрезмерно широким ее применением во всех познавательных актах.
Таковы и гносеология и гносеологизирующая
философия, это излюбленное детище современности, таково, в частности, и учение
Канта, признанного «философа протестантизма».
Крупнейшею заслугой
Канта в теоретической
философии было констатирование антиномий рассудка, благодаря которым он неизбежно запутывается в свои собственные сети [Имеются в виду антиномии космологических идей в трансцендентальной диалектике
Канта, или его трансцендентальная аналитика в «Критике чистого разума».].
Мы считаем такое понимание весьма односторонним, за него была покарана еще
философия Гегеля, притязавшая философски дедуцировать все эмпирическое бытие и обанкротившаяся на этом притязании (от него был свободен, до известной степени, даже философский отец имманентизма
Кант, утверждавший непознаваемую Ding an sich [Вещь в себе (нем.) — термин
философии И.
Канта.], которая есть не что иное, как объект мышления, ему неадекватный).
Противоречивость тезиса и антитезиса разрешается
Кантом, как известно, в том смысле, что свободу он относит к интеллигибельной вещи в себе, а причинность к миру явлений, соответственно своей
философии.
Развитие новой
философии в немецком идеализме отмечено, с одной стороны, попыткой узников забаррикадироваться в пещере и сделать ее отверстие для солнца непроницаемым, что совершил
Кант в своем феноменализме, либо дерзновенно прорваться к миру идей люциферическою самоуверенностью спекулятивного ума (Фихте и Гегель).
Неточные совпадения
У них есть
Кант, Гегель, но наиболее родственной им
философией служит
философия Фихте, Штирнера, Ницше.
И Платон, и Декарт, и Спиноза, и
Кант, и Гегель были конкретные люди, и они вкладывали в свою
философию свое человеческое, экзистенциальное, хотя бы не хотели в этом сознаться.
Но истоки моего философствования —
Кант и германская
философия.
Я говорил уже, что читал «Критику чистого разума»
Канта и «
Философию духа» Гегеля, когда мне было четырнадцать лет.
Может быть, некоторые мысли Дунса Скота, более всего Я. Бёме и
Канта, отчасти Мен де Бирана и, конечно, Достоевского как метафизика я считаю предшествующими своей мысли, своей
философии свободы.