Иван Ильич взвалил на плечи вязанку дров и с бодрым видом
вошел в кухню. Анна Ивановна сидела на табуретке с бессильно свисшими плечами, но при входе Ивана Ильича выпрямилась. Он свалил дрова в угол.
Наружная дверь без стука открылась,
вошла в кухню миловидная девушка в теплом платке, с нежным румянцем, чудесными, чистыми глазами и большим хищным ртом.
Проснулся Иван Ильич поздно. Долго кашлял, отхаркивался, кряхтел. Голову кружило, под сердцем шевелилась тошнотная муть. Весеннее солнце светило в щели ставень. В кухне звякали чайные ложечки, слышался веселый смех Кати, голос Леонида. Иван Ильич умылся. Угрюмо
вошел в кухню, угрюмо ответил на приветствие Леонида, не подавая руки.
Солдаты направились к дому. Не стучась,
вошли в кухню. Иван Ильич умывался у рукомойника, Анна Ивановна поджаривала на сковородке кашу. Когда солдаты вошли с Катею, Иван Ильич повернул к ним свое лицо с мокрой бородой, Анна Ивановна побледнела. Иван Ильич спросил...
Неточные совпадения
Иван Ильич направился
в кухню, долго копался на полке
в мешочках, размешал муку и поставил борщ на плиту.
Вошла Катя с большим тазом выполосканного
в море белья. Засученные по локоть тонкие девические руки были красны от холода, глаза упоенно блестели.
Вошел Иван Ильич, они замолчали. Катя, спеша, зашивала у коптилки продранную
в локте фуфайку отца. Иван Ильич ходил по
кухне посвистывая, но
в глазах его, иногда неподвижно останавливавшихся, была упорная тайная дума. Катя всегда ждала
в будущем самого лучшего, но теперь вдруг ей пришла
в голову мысль: ведь правда, начнут там разбираться, — узнают и без Леонида про Ивана Ильича. У нее захолонуло
в душе. Все скрывали друг от друга ужас, тайно подавливавший сердце.
Самгин вернулся домой и, когда подходил к воротам, услышал первый выстрел пушки, он прозвучал глухо и не внушительно, как будто хлопнуло полотнище ворот, закрытое порывом ветра. Самгин даже остановился, сомневаясь — пушка ли? Но вот снова мягко и незнакомо бухнуло. Он приподнял плечи и
вошел в кухню. Настя, работая у плиты, вопросительно обернулась к нему, открыв рот.
Власова начала быстро стирать слезы со своих щек. Она испугалась, что хохол обидит Павла, поспешно отворила дверь и,
входя в кухню, дрожащая, полная горя и страха, громко заговорила:
Неточные совпадения
Потом появились прибавления с хозяйской стороны, изделия
кухни: пирог с головизною, куда
вошли хрящ и щеки девятипудового осетра, другой пирог — с груздями, пряженцы, маслянцы, [Маслянцы — клецки
в растопленном масле.] взваренцы.
Уж темно:
в санки он садится. // «Пади, пади!» — раздался крик; // Морозной пылью серебрится // Его бобровый воротник. // К Talon помчался: он уверен, // Что там уж ждет его Каверин. //
Вошел: и пробка
в потолок, // Вина кометы брызнул ток; // Пред ним roast-beef окровавленный // И трюфли, роскошь юных лет, // Французской
кухни лучший цвет, // И Страсбурга пирог нетленный // Меж сыром лимбургским живым // И ананасом золотым.
Поровнявшись с хозяйкиною
кухней, как и всегда отворенною настежь, он осторожно покосился
в нее глазами, чтоб оглядеть предварительно: нет ли там,
в отсутствие Настасьи, самой хозяйки, а если нет, то хорошо ли заперты двери
в ее комнате, чтоб она тоже как-нибудь оттуда не выглянула, когда он за топором
войдет?
Итак, стоило только потихоньку
войти, когда придет время,
в кухню и взять топор, а потом, чрез час (когда все уже кончится),
войти и положить обратно.
«Наша баррикада», — соображал Самгин,
входя в дом через
кухню. Анфимьевна — типичный идеальный «человек для других», которым он восхищался, — тоже помогает строить баррикаду из вещей, отработавших, так же, как она, свой век, —
в этом Самгин не мог не почувствовать что-то очень трогательное, немножко смешное и как бы примирявшее с необходимостью баррикады, — примирявшее, может быть, только потому, что он очень устал. Но, раздеваясь, подумал: