Неточные совпадения
В конце сада, около
большой аллеи, росла вишня; вся она густо была покрыта черными ягодами. Мама дала нам с Юлею корзинку и
велела обобрать вишню.
Но работа, по нашим силам, была не пустяковая, а оплата не бог
весть какая щедрая, поэтому мы брались за такую работу при очень уж
большой нужде в деньгах.
— И как она тебя любит! Она прямо сказала, что любит тебя
больше, чем всех своих братьев и сестер. Только вот что она тебе
велела передать. Когда дама говорит кавалеру «мерси», он тоже должен ей говорить «мерси», а не «не стоит благодарности».
Но всякому, читавшему
повести в журнале «Семья и школа», хорошо известно, что выдающимся людям приходилось в молодости упорно бороться с родителями за право отдаться своему призванию, часто им даже приходилось покидать родительский кров и голодать. И я шел на это. Помню: решив окончательно объясниться с папой, я в гимназии, на
большой перемене, с грустью ел рыжий треугольный пирог с малиновым вареньем и думал: я ем такой вкусный пирог в последний раз.
2 марта мы узнали, что царь убит в Петербурге бомбой. Все
большие события, и радостные и печальные, на гимназической нашей жизни прежде всего отзывались тем, что вместо уроков, нас
вели на благодарственный молебен или на панихиду и потом отпускали по домам. Так что нам всегда было удовольствие.
Однако знакомство наше не прекратилось. Карас относился ко мне с восторженным уважением и любовью. Время от времени заходил ко мне,
большею частью пьяный, и изливал свои чувства. В глубине его души было что-то благородное и широкое, тянувшее его на простор из тесной жизни. Я впоследствии изобразил его в
повести «Конец Андрея Ивановича» («Два конца») под именем Андрея Ивановича Колосова.
Так он мне. Если же Печерников говорил „на ту сторону“, то без разговоров переходили. И так во всем. Я не хотел ему подчиняться, но подчинялся невольно. И
большого труда стоило
вести собственную свою нравственную линию под его мефистофелевской усмешкой и уменьем неопровержимо доказать правильность своего мнения.
Последний, четвертый, год студенческой моей жизни в Петербурге помнится мною как-то смутно. Совсем стало тихо и мертво. Почти все живое и свежее было выброшено из университета. Кажется мне, я
больше стал заниматься наукою. Стихи писать совсем перестал, но много писал
повестей и рассказов, посылал их в журналы, но неизменно получал отказы. Приходил в отчаяние, говорил себе: «
Больше писать не буду!» Однако проходил месяц-другой, отчаяние улегалось, и я опять начинал писать.
Книжка вызвала ряд критических статей в журналах и газетах. Я с
большим любопытством ждал, как отзовется на книжку Михайловский? Центральное место в книжке занимала
повесть «Без дороги», которою он был очень доволен. Но, ввиду позднейшего отношения ко мне Михайловского, трудно было ждать, чтобы он отнесся к книжке благосклонно. Как же выйдет он из затруднения?
Я
повел агитацию за расширение тем собеседований в кружке, за
большее внимание к общественности и кипевшей кругом жизни.
Напились кофе. Софья Андреевна
повела нас в сад. Между прочим сообщила в разговоре, что у нее есть
большая, написанная ею
повесть.
Г. Плещеев написал довольно много: перед нами лежат два томика, в них восемь повестей; да тут еще нет «Папироски» и «Дружеских советов», напечатанных им в 1848 и 1849 гг., да нет «Пашинцева» («Русский вестник», 1859 г., № 21–23), «Двух карьер» («Современник», 1859 г., № 12) и «Призвания» («Светоч», 1860 г., № 1–2), — трех
больших повестей, напечатанных им уже после издания его книжек.
— Дело-то óпасно, — немного подумав, молвил Василий Борисыч. — Батюшка родитель был у меня тоже человек торговый, дела
большие вел. Был расчетлив и бережлив, опытен и сметлив… А подошел черный день, смешались прибыль с убылью, и пошли беда за бедой. В два года в доме-то стало хоть шаром покати… А мне куда перед ним? Что я супротив его знаю?.. Нет, Патап Максимыч, не с руки мне торговое дело.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Я думаю, Антон Антонович, что здесь тонкая и
больше политическая причина. Это значит вот что: Россия… да… хочет
вести войну, и министерия-то, вот видите, и подослала чиновника, чтобы узнать, нет ли где измены.
Свекру-батюшке // Поклонилася: // Свекор-батюшка, // Отними меня // От лиха мужа, // Змея лютого! // Свекор-батюшка //
Велит больше бить, //
Велит кровь пролить…
Свекровь-матушке // Поклонилася: // Свекровь-матушка, // Отними меня // От лиха мужа, // Змея лютого! // Свекровь-матушка //
Велит больше бить, //
Велит кровь пролить…
Но таково было ослепление этой несчастной женщины, что она и слышать не хотела о мерах строгости и даже приезжего чиновника
велела перевести из
большого блошиного завода в малый.
— Да втрое
больше везут, чем телега. Так ехать за детьми? Я
велел закладывать.