Неточные совпадения
Меня называли «Витя», папа выговаривал по-польски, и у него звучало «Виця»; так он всегда и
в письмах ко мне
писал мое имя. Ласкательно мама называла меня «Тюлька». Раз она так меня позвала, когда у нее сидела с визитом какая-то дама. Когда я ушел, дама сказала маме...
На рождество я послал Маше по почте
письмо. На именины свои, 11 ноября, я, между прочим, получил
в подарок «папетри» — большой красивый конверт,
в котором была разноцветная почтовая бумага с накрашенными цветочками и такие же конверты, тоже с цветочками, чистые визитные карточки с узорными краями. На серо-мраморной бумаге с голубыми незабудками я
написал...
Тридцать —
в месяц!.. У меня до сих пор деньги бывали только подарочные на именины (по рублю, по два) да еще — что сэкономишь с трех копеек, что нам выдавались каждый день на завтрак. И вдруг — тридцать
в месяц! За деньги я уроков никогда еще не давал, боялся, — сумею ли, — но преодолел свою робость и сказал, что согласен. Горбатов
написал мне рекомендательное
письмо я сказал, чтобы я с ним пошел к генералу сегодня же,
в субботу, вечером.
О моих впечатлениях от Петербурга, от профессоров и первых лекций я подробно
написал домой.
В ответном
письме папа просил меня сообщать ему содержание лекций, которые я буду слушать, и
писал...
Вскоре
в Киевском университете вспыхнули студенческие беспорядки. По этому поводу папа
в следующем
письме писал...
На именины мои, одиннадцатого ноября, сестра Юля передала мне
в письме поздравление с днем ангела от Любы. Всколыхнулись прежние настроения, ожила вера, что не все уже для меня погибло, сладко зашевелились ожидания скорой встречи: на святки мы ехали домой. Все бурливее кипело
в душе вдохновение.
Писал стихов все больше.
Это было уже
в начале 1901 года. Весною этого года я был выслан из Петербурга. Поселился
в Туле. Изредка получал
письма от Александры Ивановны.
Писала она о своей жизни очень сдержанно. Раз, после долгих извинений, попросила у меня взаймы полтораста рублей на покупку вязальной машины, — что будет выплачивать долг частями. А еще через год я получил от нее такое
письмо...
Осенью 1889 года я послал
в «Неделю» рассказ под заглавием «Порыв». Очень скоро от редактора П. А. Гайдебурова получил
письмо, что рассказ принят и пойдет
в ближайшей «Книжке недели». «Рассказ очень хорошо написан, —
писал редактор, — но ему вредит неясность основного мотива», Читал и перечитывал
письмо без конца. Была большая радость: первый мой значительного размера рассказ пойдет
в ежемесячном журнале.
Повторяю, отражения всех этих взглядов
в легальной литературе совершенно еще не существовало, когда Михайловский начал свою полемику против них. Положение получилось оригинальное. Михайловский
писал статьи против марксистов, марксисты засыпали его негодующе-возражающими
письмами, Михайловский возражал на эти
письма. Читатель был
в положении человека, присутствующего при диалоге, где слышны речи только одного из участников.
— Викентий Викентьевич, я получил из Сибири
письмо от Якубовича-Мельшина, он спрашивает, что вы теперь
пишете и скоро ли появитесь
в нашем журнале. Что ему прикажете ответить?
Я послал Михайловскому «Записки врача» при
письме, где
писал, что охотно поместил бы свои «Записки»
в «Русском богатстве», если бы можно было сделать как-нибудь так, чтобы появление мое
в этом журнале не знаменовало моего как бы отхода от марксизма.
Мне кровь ударила
в лицо от стыда, — как я мог пойти
в «Русское богатство», как не предвидел подобных возможностей? Я тотчас же
написал и отправил Михайловскому
письмо приблизительно такого содержания...
Вот что она теперь
писала мне
в письме, о котором я говорил...
Работал Андреев по ночам. Работал он не систематически каждый день,
в определенные часы, не по правилу Золя: «Nulla dies sine linea — ни одного дня без строки». Неделями и месяцами он ничего не
писал, обдумывал вещь, вынашивал, нервничал, падал духом, опять оживал. Наконец садился
писать — и тогда
писал с поразительною быстротою. «Красный смех», например, как видно из вышеприведенного
письма, был написан
в девять дней. По окончании вещи наступал период полного изнеможения.
Р.S.
В издании Академии наук «М. Горький. Материалы и исследования. Том I» напечатаны, между прочим,
письма к Горькому Леонида Андреева.
В одном из них Андреев
пишет...
За чаем Антон Павлович рассказал, что недавно получил
письмо из Одессы от одного почтенного отца семейства. Тот
писал, что девушка, дочь его, недавно ехала на пароходе из Севастополя
в Одессу, на пароходе познакомилась с Чеховым. И как не стыдно!
Пишете, господин Чехов, такие симпатичные рассказы, а позволяете себе приставать к девушке с гнусными предложениями.
А впрочем, я, кажется, понимаю: знаете ли, что я сама раз тридцать, еще даже когда тринадцатилетнею девочкой была, думала отравиться, и всё это
написать в письме к родителям, и тоже думала, как я буду в гробу лежать, и все будут надо мною плакать, а себя обвинять, что были со мной такие жестокие…
Неточные совпадения
Этак ударит по плечу: «Приходи, братец, обедать!» Я только на две минуты захожу
в департамент, с тем только, чтобы сказать: «Это вот так, это вот так!» А там уж чиновник для
письма, этакая крыса, пером только — тр, тр… пошел
писать.
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете
писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик
пишет к приятелю и описал бал
в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит,
в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Как только пить надумали, // Влас сыну-малолеточку // Вскричал: «Беги за Трифоном!» // С дьячком приходским Трифоном, // Гулякой, кумом старосты, // Пришли его сыны, // Семинаристы: Саввушка // И Гриша, парни добрые, // Крестьянам
письма к сродникам //
Писали; «Положение», // Как вышло, толковали им, // Косили, жали, сеяли // И пили водку
в праздники // С крестьянством наравне.
Третий пример был при Беневоленском, когда был"подвергнут расспросным речам"дворянский сын Алешка Беспятов, за то, что
в укору градоначальнику, любившему заниматься законодательством, утверждал:"Худы-де те законы, кои
писать надо, а те законы исправны, кои и без
письма в естестве у каждого человека нерукотворно написаны".
Также мучало его воспоминание о
письме, которое он
написал ей;
в особенности его прощение, никому ненужное, и его заботы о чужом ребенке жгли его сердце стыдом и раскаянием.