Неточные совпадения
Мы с Мишей сидели в конце стола, и как раз против нас — Оля и Маша. Я все время в великом восхищении глазел
на Машу. Она искоса поглядывала
на меня и отворачивалась. Когда же я отвечал Варваре Владимировне
на вопросы о здоровьи
папы и мамы, о переходе моем в следующий класс, — и потом вдруг взглядывал
на Машу, я замечал, что она внимательно
смотрит на меня. Мы встречались глазами. Она усмехалась и медленно отводила глаза. И я в смущении думал: чего это она все смеется?
Папа оторвался от книги и внимательно
посмотрел на меня поверх очков.
Папа все так же внимательно и серьезно
смотрел на меня поверх очков.
И вот после обеда я торжественно закурил папиросу. «Лимонные. Дюбек крепкий». Принес из сада. Девочки стояли вокруг и
смотрели. Я смеялся, морщился, сплевывал
на пол.
Папа молча ходил из столовой в залу и назад, — серьезный и грустный, грустный. Иногда поглядит
на меня, опустит голову и опять продолжает ходить.
Общего языка у нас уже не было. Все его возражения били в моих глазах мимо основного вопроса. Расстались мы холодно. И во все последующие дни теплые отношения не налаживались.
Папа смотрел грустно и отчужденно. У меня щемило
на душе, было его жалко. Но как теперь наладить отношения, я не знал. Отказаться от своего я не мог.
Папа очень сочувственно относился к моему намерению. С радостью говорил, как мне будет полезна для занятий химией домашняя его лаборатория, как я смогу работать
на каникулах под его руководством в Туле, сколько он мне сможет доставлять больных для наблюдения. Он надеялся, что я пойду по научной дороге, стану профессором. К писательским моим попыткам он был глубоко равнодушен и
смотрел на них как
на занятие пустяковое.
Неточные совпадения
— Ну вот, пускай
папа посмотрит, — сказала Лизавета Петровна, поднимая и поднося что-то красное, странное и колеблющееся. — Постойте, мы прежде уберемся, — и Лизавета Петровна положила это колеблющееся и красное
на кровать, стала развертывать и завертывать ребенка, одним пальцем поднимая и переворачивая его и чем-то посыпая.
Удовлетворив своему любопытству,
папа передал ее протопопу, которому вещица эта, казалось, чрезвычайно понравилась: он покачивал головой и с любопытством
посматривал то
на коробочку, то
на мастера, который мог сделать такую прекрасную штуку. Володя поднес своего турка и тоже заслужил самые лестные похвалы со всех сторон. Настал и мой черед: бабушка с одобрительной улыбкой обратилась ко мне.
Зачем Володя делал мне знаки, которые все видели и которые не могли помочь мне? зачем эта противная княжна так
посмотрела на мои ноги? зачем Сонечка… она милочка; но зачем она улыбалась в это время? зачем
папа покраснел и схватил меня за руку?
Выезжая из Москвы,
папа был задумчив, и когда Володя спросил у него: не больна ли maman? — он с грустию
посмотрел на него и молча кивнул головой.
Он кинул
на счеты три тысячи и с минуту молчал,
посматривая то
на счеты, то в глаза
папа, с таким выражением: «Вы сами видите, как это мало! Да и
на сене опять-таки проторгуем, коли его теперь продавать, вы сами изволите знать…»