Неточные совпадения
Древнюю
историю читал у нас
профессор Федор Федорович Соколов.
Профессором русской
истории числился у нас К. Н. Бестужев-Рюмин, солидный ученый, придерживавшийся консервативно-славянофильского направления. Но он тяжело хворал и в университете совсем не показывался. Читали русскую
историю два приват-доцента — Е. Е. Замысловский и В. И. Семевский.
Среднюю
историю читал у нас
профессор В. Г. Васильевский, — невысокого роста, с курчавой головой и черной, вьющейся бородкой, с тайно-насмешливыми глазами.
Он не рисовал широких картин эпохи, как это делал, например, читавший у нас новую
историю профессор Н. И. Кареев.
Пора было подумать о кандидатской диссертации и решить, к какому
профессору обратиться за темой. Меня больше всего привлекал на нашем историческом отделении
профессор В. Г. Васильевский, читавший среднюю
историю. У него я и собирался писать диссертацию. Но я уже рассказывал: после позорнейшего ответа на его экзамене мне стыдно было даже попасться ему на глаза, не то, чтобы работать у него.
С увлечением слушал я на четвертом курсе лекции по
истории греческого искусства. Читал
профессор Адриан Викторович Прахов, — читал со страстью и блеском. Седоватый человек с холеным, барским лицом, в золотых очках. Вскоре он был переведен из Петербургского университета в Киевский, с тем чтобы принять в свое заведывание постройку знаменитого Владимирского собора.
Иконин даже обрадовался, увидав меня, и сообщил мне, что он будет переэкзаменовываться из истории, что
профессор истории зол на него еще с прошлогоднего экзамена, на котором он будто бы тоже сбил его.
Стоит только припомнить его знаменитую речь о веротерпимости. Это было большой милостью для Испании,где еще царила государственная нетерпимость, не допускавшая ничего «иноверческого»; но в этой красивой и одухотворенной речи Кастеляро все-таки романтик, спиритуалист, а не пионер строгой научно-философской мысли. Таким он был и как
профессор истории, и года изгнания не сделали его более точным исследователем и мыслителем.
Иногда
профессор истории, среди красноречивого повествования о победах Александра Великого, от которых передвигался с места на место парик ученого, густые брови его колебались, подобно Юпитеровым бровям в страх земнородным, и кафедра трещала под молотом его могущей длани, — иногда, говорю я, великий педагог умильно обращался к Адольфу со следующим возгласом:
Неточные совпадения
Он слушал и химию, и философию прав, и профессорские углубления во все тонкости политических наук, и всеобщую
историю человечества в таком огромном виде, что
профессор в три года успел только прочесть введение да развитие общин каких-то немецких городов; но все это оставалось в голове его какими-то безобразными клочками.
Но в этот вечер они смотрели на него с вожделением, как смотрят любители вкусно поесть на редкое блюдо. Они слушали его рассказ с таким безмолвным напряжением внимания, точно он столичный
профессор, который читает лекцию в глухом провинциальном городе обывателям, давно стосковавшимся о необыкновенном. В комнате было тесно, немножко жарко, в полумраке сидели согнувшись покорные люди, и было очень хорошо сознавать, что вчерашний день — уже
история.
— Нет, я не заражен стремлением делать
историю, меня совершенно удовлетворяет
профессор Ключевский, он делает
историю отлично. Мне говорили, что он внешне похож на царя Василия Шуйского:
историю написал он, как написал бы ее этот хитрый царь…
Подумав, он вспомнил: из книги немецкого демократа Иоганна Шерра. Именно этот
профессор советовал смотреть на всемирную
историю как на комедию, но в то же время соглашался с Гете в том, что:
— «Скучную
историю» Чехова — читали? Забавно, а?
Профессор всю жизнь чему-то учил, а под конец — догадался: «Нет общей идеи». На какой же цепи он сидел всю-то жизнь? Чему же — без общей идеи — людей учил?