Оболенский — философ с наклоном к толстовству, публицист, критик, беллетрист и поэт, заполнявший журнал преимущественно собственными своими произведениями под инициалами и разными псевдонимами; но печатались там и публицистические
статьи Льва Толстого в тех обрывках, которые выходили из цензурной трепалки.
Неточные совпадения
Бежали всю ночь и весь день. К вечеру сделали привал на ступеньках папиного балкона.
Стали жарить на костре убитую мною серну. Вдруг я насторожился, как антилопа, почуявшая запах
льва.
Я стою в середине, между двумя центральными упорами сводов, и поглядываю через головы вперед и влево. Служба идет в правом приделе, а перед
левым двумя рядами стоят пансионерки Конопацких. Вижу сбоку фигуру Екатерины Матвеевны, и вот — характерная рыжая коса Кати под котиковою шапочкой… Здесь! Сразу все вокруг
становится значительным и прекрасным. Я слежу, как она крестится и кланяется, как шепчется с соседкой-подругой. Какая стройная, как выделяется своим изяществом из всех пансионерок!
Орест Миллер не был крупным ученым и в истории науки имени своего не оставил. Наибольшею известностью пользовалась его книга «Русские писатели после Гоголя», собрание публичных лекций о новых писателях — Тургеневе,
Льве Толстом, Достоевском, Гончарове и т. д., —
статей журнально-критического типа. Он был страстным почитателем Достоевского, с большим наклоном к старому, чуждающемуся казенщины славянофильству. В то время ходила эпиграмма...
Лев Николаевич обратился к домашнему врачу,
стал рассказывать о своем сердце, спросил, продолжать ли принимать назначенные капли. Врач взял его за пульс, а
Лев Николаевич с покорным, детским ожиданием смотрел на него.
Лицо
Льва Николаевича побледнело, рот полуоткрылся, видно было, что он устал. Мы поднялись и
стали прощаться.
Сухотин замялся,
стал говорить, что
Лев Николаевич неохотно беседует о художественных своих произведениях, но в конце концов обещал поговорить и написать мне.
Неточные совпадения
Служивого задергало. // Опершись на Устиньюшку, // Он поднял ногу
левую // И
стал ее раскачивать, // Как гирю на весу; // Проделал то же с правою, // Ругнулся: «Жизнь проклятая!» — // И вдруг на обе
стал.
А князь опять больнехонек… // Чтоб только время выиграть, // Придумать: как тут быть, // Которая-то барыня // (Должно быть, белокурая: // Она ему, сердечному, // Слыхал я, терла щеткою // В то время
левый бок) // Возьми и брякни барину, // Что мужиков помещикам // Велели воротить! // Поверил! Проще малого // Ребенка
стал старинушка, // Как паралич расшиб! // Заплакал! пред иконами // Со всей семьею молится, // Велит служить молебствие, // Звонить в колокола!
— A, да! — сказал он на то, что Вронский был у Тверских, и, блеснув своими черными глазами, взялся за
левый ус и
стал заправлять его в рот, по своей дурной привычке.
Все громко выражали свое неодобрение, все повторяли сказанную кем-то фразу: «недостает только цирка с
львами», и ужас чувствовался всеми, так что, когда Вронский упал и Анна громко ахнула, в этом не было ничего необыкновенного. Но вслед затем в лице Анны произошла перемена, которая была уже положительно неприлична. Она совершенно потерялась. Она
стала биться, как пойманная птица: то хотела встать и итти куда-то, то обращалась к Бетси.
Я
стал на углу площадки, крепко упершись
левой ногою в камень и наклонясь немного наперед, чтобы в случае легкой раны не опрокинуться назад.