Неточные совпадения
Помимо врачебной практики и общественной городской деятельности, у него всегда
была масса
работ и начинаний.
Ряд статистических
работ отца
был напечатан в журналах.
И всегда, во всяком из маминых предприятий,
было какое-то мученичество и жертвенный подвиг:
работа до крайнего изнеможения, еда кое-как, недоспанные ночи, душевные муки, что вес идет в убыток, старание покрыть его сокращением собственных потребностей.
Это все — для общего понимания последующего. А теперь прекращаю связный рассказ.
Буду в хронологическом порядке передавать эпизоды так, как они выплывают в памяти, и не хочу разжижать их водою для того, чтобы дать связное повествование. Мне нравится, что говорит Сен-Симон: «То здание наилучшее, на которое затрачено всего менее цемента. Та машина наиболее совершенна, в которой меньше всего спаек. Та
работа наиболее ценна, в которой меньше всего фраз, предназначенных исключительно для связи идей между собою».
Мне
было стыдно, После обеда я попросил у мамы
работы в саду.
Но
работа, по нашим силам,
была не пустяковая, а оплата не бог весть какая щедрая, поэтому мы брались за такую
работу при очень уж большой нужде в деньгах.
Старик мечтал, как купит на заработанные деньги гостинчиков для внучки, — башмаки и баранок, и сокрушался, что не
поспеет домой к празднику: в субботу кончит
работу, а до дому идти два дня, — больше сорока верст в день не пройти.
Для этою удовольствия мы и трудились целый месяц. И у кого не
было съемки, кто
был ленив на
работу, тот униженно просил дать ему на минуту съемочку, делал два-три раза «пук!» и с завистью возвращал владельцу. Если бы такую вещь можно
было за две копейки купить в магазине думаю, никто бы ею не интересовался.
Дворником
был дурачок Петенька. Лет под сорок, редкая черная бороденка, очень крутой и высокий лоб уродливо навис над лицом. Говорил косноязычно и в нос, понимать
было трудно. Самую черную
работу он еще мог делать, — рубить дрова, копать землю в саду, ко уж поручить ему печку протопить
было опасно, — наделает пожару. И опять: как такому отказать? Куда он денется?
Это
было во время
работ: когда длинною цепью косцы двигались по лугу, жвыкая косами, в крепком запахе свежесрезанной травы, или когда сметывались душистые стога, под шуточки парней и визги девок, или в золотисто-полутемной риге, под завывание молотилки, в веселой суете среди пыли и пышных ворохов соломы.
Было непрерывное ощущение голода, чисто физическая тоска в теле и раздражение, тупая вялость в умственной
работе.
Эти два богатыря, Герасим и Петр, изнывали от избытка своей силы; как Святогору, грузно им
было от их силушки, как от тяжкого бремени. Проработав неделю тяжелую
работу, они воскресными вечерами ходили по полям и тосковали. Помню один такой вечер, теплый, с светящимися от невидимой луны облаками. Мы с Петром и Герасимом сидели на широкой меже за лощинкой, они били кулаками в землю и говорили...
Луговину уже скосили и убрали. Покос шел в лесу. Погода
была чудесная, нужно
было спешить. Мама взяла человек восемь поденных косцов; косили и мы с Герасимом, Петром и лесником Денисом. К полднику (часов в пять вечера) приехала на шарабане мама, осмотрела
работы и уехала. Мне сказала, чтобы я вечером, когда кончатся
работы, привез удой.
Приятно
было в
работе чувствовать себя с ними товарищем, — не хотелось и здесь оставаться в стороне. Я сказал...
Я давно уже, с тех пор как стал работать деревенскую
работу, с удовольствием
выпивал перед едою рюмку-другую водки.
Была паника. Пастухи отказывались гонять скотину в лес. В дальние поля никто не ходил на
работу в одиночку. Раз вечером у нас выдалось много
работы, и Фетису пришлось ехать на хутор за молоком, когда солнце уже село. Он пришел к маме и взволнованно заявил...
Пока мы делали экзаменационную
работу, дежурный учитель расхаживал по залу; если ученику нужно
было «выйти», его сопровождал надзиратель.
Странно
было в ее красивых пальчиках видеть иголку и нитку, странно
было видеть прелестную головку, наклонившуюся над такой будничною
работою.
Карас
был уже болен тяжелою чахоткою, сильно нуждался, но из самолюбия, чтобы не зависеть от жены, не позволял ей поступить куда-нибудь на
работу.
Александра Ивановна, измученная тяжестью
работы и приставаниями мастеров, согласилась, наконец, выйти за Ивана Осиповича. Я
был на их свадьбе и радовался за Александру Ивановну. Иван Осипович производил впечатление очень скромного и культурного человека, — впечатление прочное, на которое можно
было положиться.
Замысловский
был седой старичок чиновничьего вида, с небольшой головкой; когда он читал лекцию, брови его то всползали высоко на лоб, то спускались на самые глаза.
Был он глубоко бездарен, единственным его известным трудом являлась
работа справочного характера — учебный атлас по русской истории. На лекциях его сидело всего по пять-шесть человек.
Но щелчок по самолюбию, о котором теперь смешно вспоминать, но который тогда воспринят
был мною очень болезненно, отвел меня от Васильевского и лишил меня случая сделать научную
работу под руководством крупного ученого.
А все эти пространные земли вокруг, — нам самим нечего беспокоиться, их обработают и уберут наемные люди, а мы, не трудясь,
будем только пользоваться плодами их
работы.
Странно
было подумать: весь этот запутанный клубок отчаяния, неверия, бездорожья, черных мыслей о жизни, горьких самообвинений — клубок, в котором все мы бились и задыхались, — как бы он легко мог размотаться, какие бы широкие дороги открылись к напряженной, удовлетворяющей душу
работе, как легко могла бы задышать грудь, только захоти этого один человек!
Фундаментальная, научная библиотека помещалась наверху, а тут на столах
были разложены все выходившие в России журналы и газеты, выдавалась студентам беллетристика, публицистика и ходовые в студенчестве книги для собственного чтения, а не для научной
работы.
В Туле шла спешная подготовка к встрече холеры. Строились бараки, энергично очищались и дезинфицировались вы гребные ямы; золотарям-отходчикам
работы было по горло, цена за вывоз бочки нечистот возросла с тридцати копеек до одного рубля двадцати копеек; бедняки, пугаемые протоколами, стонали, но разорялись на очистку. По городу клубились зловещие слухи. Мучник-лабазник Расторгуев убеждал народ не чистить ям и подальше держаться от докторов.
В то время как мы ждали ее, мы много и по душе говорили со Степаном. Он мне сознался, что сильно
пьет, что его неудержимо тянет к вину, что иногда в бараке он не мог преодолеть искушения и
пил спирт из спиртовки. С любопытством спрашивал меня, зачем я так убивался на
работе, когда начальство за мною не смотрело… А я спрашивал...
Работа по подготовке к экзаменам
была чудовищная, предметов, по которым предстояло держать экзамен, — неисчислимое количество.
— Оратор указал на то, что я служу родине пером. Господа! Трудная это служба! Я не знаю,
есть ли на свете служба тяжелее службы русского писателя, потому что ничего нет тяжелее, как хотеть сказать, считать себя обязанным сказать, — и не мочь сказать. Когда я думаю о
работе русского писателя, я всегда вспоминаю слова Некрасова о русской музе — бледной, окровавленной, иссеченной кнутом. И вот, господа, я предлагаю всем вам
выпить не за государя-императора, а
А Михайловский и его «Русское богатство» все продолжали твердить о том, что марксизм ведет к примирению с действительностью и к полнейшей пассивности. В весело-грозовой атмосфере захватывающей душу
работы, борьбы и опасности как смешны казались эти упреки! А у самого Михайловского, в сущности, давно уже не
было никаких путей. Он открещивался от народничества, решительно отклонял от себя название народника. И, по-видимому, совершенно уже утратил всякую веру в революцию.
В убогой своей избушке она писала и переводила. Способ
работы у нее
был ужасный. Когда Вера Ивановна писала, она по целым дням ничего не
ела и только непрерывно
пила крепчайший черный кофе. И так иногда по пять-шесть дней. На нервную ее организацию и на больное сердце такой способ
работы действовал самым разрушительным образом. В жизни она
была удивительно неприхотлива. Сварит себе в горшочке гречневой каши и
ест ее несколько дней. Одевалась она очень небрежно, причесывалась кое-как.
Первый портрет — 1877 года, когда ей
было двадцать пять лет. Девически-чистое лицо, очень толстая и длинная коса сбегает по правому плечу вниз. Вышитая мордовская рубашка под черной бархатной безрукавкой. На прекрасном лице — грусть, но грусть светлая, решимость и глубокое удовлетворение. Она нашла дорогу и вся живет революционной
работой, в которую ушла целиком. «Девушка строгого, почти монашеского типа». Так определил ее Глеб. Успенский, как раз в то время познакомившийся с нею.
Референт обвинял вас в незнании основных правил и приемов медицины, радовался, что вы бросили практику, убедившись в своей бездарности, называл вас не только невеждой, но и шарлатаном; Да и лгуном, потому что медики, выходят знающие, если учатся. Им и операции дают делать, и материала масса под рукой, А вы не хотели учиться, на лекции не ходили, оттого ничего не знаете. Да и не умны, потому что прачке, которой
было вредно ее ремесло, вы должны
были сказать: „Брось
работу, не
будь прачкой“ и т. п.
Помнится, осенью 1911 г. мы приступили к
работе. Вскоре наняли квартирку для издательства на Никитском бульваре. Первыми вышедшими книгами у нас
были: Ив. Бунин «Суходол», сборник рассказов Ив. Шмелева «Человек из ресторана» и сборник рассказов Ив. Новикова.