Неточные совпадения
Перенести я не могу, что иной, высший даже сердцем
человек и с умом высоким, начинает с
идеала Мадонны, а кончает
идеалом Содомским.
Победа над смертью путем полного отсечения воли в жизни; победа над ужасами жизни путем мертвенно безразличного отношения к ней; презрение к жизни, презрение к смерти — вот этот чудовищный
идеал, выросший на почве безнадежного отчаяния и глубочайшего неверия в природу
человека.
Но в таком случае: чем же отличается
человек от зверя? Только зверь свободно живет из себя, только зверь не ведает никакого долга, никаких дум о добре и смысле жизни. Не является ли для Толстого
идеалом именно зверь — прекрасный, свободный, цельно живущий древний зверь?
И ведь действительно: если оба
человека занимаются медициной или музыкой, или объединены стремлением к социалистическому
идеалу, то какое же это основание для того, чтобы спать вместе?
Герой рассказа — обычный для Достоевского одинокий
человек, обычный дьяволов подвижник, отчасти даже человекобог, в некотором роде достигший кирилловского
идеала. Он решил убить себя, и вот почему...
Отчего не убить старушонку-процентщицу — так себе, «для себя», чтоб только испытать страшную радость свободы? Какая разница между жертвою жизнью в пользу человечества и какою-нибудь сладострастною, зверскою шуткою? Отчего невозможно для одного и того же
человека изнасиловать малолетнюю племянницу г-жи Ресслих и все силы свои положить на хлопоты о детях Мармеладовой? Для чего какая-то черта между добром и злом, между
идеалом Мадонны и
идеалом содомским?
Он, с биением сердца и трепетом чистых слез, подслушивал, среди грязи и шума страстей, подземную тихую работу в своем человеческом существе, какого-то таинственного духа, затихавшего иногда в треске и дыме нечистого огня, но не умиравшего и просыпавшегося опять, зовущего его, сначала тихо, потом громче и громче, к трудной и нескончаемой работе над собой, над своей собственной статуей, над
идеалом человека.
Может быть, тут и есть некоторое недоразумение; но, говоря вообще, кажется, это верно, и общество наше было вполне справедливо, определяя свой
идеал человека практического.
"Но Гомер безбрежен не только как поэт, но и как человек. Ежели мы хотим представить себе
идеал человека, то, конечно, не найдем ничего лучшего, как остановиться на величественном образе благодушного старца, в котором, как в море, отразилась седая древность времен".
Неточные совпадения
Лариса. С кем вы равняетесь? Возможно ли такое ослепление… Сергей Сергеич… это
идеал мужчины. Вы понимаете, что такое
идеал? Быть может, я ошибаюсь, я еще молода, не знаю
людей; но это мнение изменить во мне нельзя, оно умрет со мною!
— Томилина помнишь? Вещий
человек. Приезжал сюда читать лекцию «
Идеал, действительность и «Бесы» Достоевского». Был единодушно освистан. А в Туле или в Орле его даже бить хотели. Ты что гримасничаешь?
— Да, поэт в жизни, потому что жизнь есть поэзия. Вольно
людям искажать ее! Потом можно зайти в оранжерею, — продолжал Обломов, сам упиваясь
идеалом нарисованного счастья.
— Для кого-нибудь да берегу, — говорил он задумчиво, как будто глядя вдаль, и продолжал не верить в поэзию страстей, не восхищался их бурными проявлениями и разрушительными следами, а все хотел видеть
идеал бытия и стремления
человека в строгом понимании и отправлении жизни.
— Да вот я кончу только… план… — сказал он. — Да Бог с ними! — с досадой прибавил потом. — Я их не трогаю, ничего не ищу; я только не вижу нормальной жизни в этом. Нет, это не жизнь, а искажение нормы,
идеала жизни, который указала природа целью
человеку…