Неточные совпадения
Страшный вопрос этот все время шевелится в душе Достоевского. Великий Инквизитор смотрит на
людей, как на «недоделанные, пробные существа,
созданные в насмешку». Герой «Подполья» пишет: «Неужели же я для того только и устроен, чтобы дойти до заключения, что все мое устройство одно надувание?.. Тут подмен, подтасовка, шулерство, тут просто бурда, — неизвестно что и неизвестно кто. Но у вас все-таки болит, и чем больше вам неизвестно, тем больше болит».
Разве же способны на это
люди, — «недоделанные, пробные существа,
созданные в насмешку»?
И без конца гибнут всюду
люди, —
люди,
созданные для счастья, полные таких прекрасных, светлых возможностей.
Человек имеет дело уже не с природой, сотворенной Богом, а с новой реальностью,
созданной человеком и цивилизацией, с реальностью машины, техники, которых в природе нет.
Вставали огромные города, прекрасные здания, машины, корабли, монументы, неисчислимые богатства,
созданные людьми, и поражающее ум разнообразие творчества природы.
Что из того, что лишь толщиною ножа отделены мы от другой стороны Нулевого Утеса. Нож — самое прочное, самое бессмертное, самое гениальное из всего,
созданного человеком. Нож — был гильотиной, нож — универсальный способ разрешить все узлы, и по острию ножа идет путь парадоксов — единственно достойный бесстрашного ума путь…
— Ничуть… Во-первых, положение твое, что все то разумно, что существует, касается только существующего в природе, а не
созданного людьми и их отношениями; в последнем случае в большинстве только и существует неразумное, а во-вторых, в каких бы обстоятельствах человек ни очутился, он не имеет никакого права посягать на то, что ему не принадлежит.
Неточные совпадения
— Умиляет меня прелестная суетность вещей,
созданных от руки
человека, — говорил он, улыбаясь.
В центре небольшого круга,
созданного из пестрых фигур
людей, как бы вкопанных в землю, в изрытый, вытоптанный дерн, стоял на толстых слегах двухсотпудовый колокол, а перед ним еще три, один другого меньше.
В день, когда царь переезжал из Петровского дворца в Кремль, Москва напряженно притихла. Народ ее плотно прижали к стенам домов двумя линиями солдат и двумя рядами охраны,
созданной из отборно верноподданных обывателей. Солдаты были непоколебимо стойкие, точно выкованы из железа, а охранники, в большинстве, — благообразные, бородатые
люди с очень широкими спинами. Стоя плечо в плечо друг с другом, они ворочали тугими шеями, посматривая на
людей сзади себя подозрительно и строго.
«За внешней грубостью — добрая, мягкая душа. Тип Тани Куликовой, Любаши Сомовой, Анфимьевны. Тип
человека, который чувствует себя
созданным для того, чтоб служить, — определял он, поспешно шагая и невольно оглядываясь: провожает его какой-нибудь субъект? — Служить — все равно кому. Митрофанов тоже
человек этой категории. Не изжито древнее, рабское, христианское. Исааки, как говорил отец…»
И, не ожидая согласия Клима, он повернул его вокруг себя с ловкостью и силой, неестественной в
человеке полупьяном. Он очень интересовал Самгина своею позицией в кружке Прейса, позицией
человека, который считает себя умнее всех и подает свои реплики, как богач милостыню. Интересовала набалованность его сдобного, кокетливого тела, как бы нарочно
созданного для изящных костюмов, удобных кресел.