Неточные совпадения
Один из современных сынов Достоевского, поместившийся под знаком «вечности», пишет: «Над бездной всеобщего и окончательного небытия хотят позитивисты устроить жизнь, облегчить
существование, ослабить
страдания этого малого, короткого, узкого, призрачного в своей бессмысленности бытия. Веселые позитивисты, поющие хвалу жизни, должны понимать жизнь как «пир во время чумы»… Только опустошенные, плоские, лакейски-самодовольные души не чувствуют ужаса этой «чумы» и невозможности этого «пира».
Один брюзгливо ругается и пренебрежительно пожимает плечами: устроить жизнь, облегчить
существование, ослабить
страдания этого малого, бессмысленного бытия… Другой, пряча от себя пустоту цели, говорит: гибель для меня — моя награда, иных наград не нужно для меня.
И цель ее — конечно, не «облегчить
существование и ослабить
страдания», цель — дать волю неиссякаемым источникам жизни и счастья, скрыто таящимся в человеческой душе.
Мы созерцаем
страдания и гибель Прометея или Эдипа, и это созерцание вырывает нас из нашего оргиастического самоуничтожения; частная картина мук гибнущего героя заслоняет от нас общность того, что нас заставила почувствовать дионисическая музыка: там, где прежде мы как бы слышали глухие вздохи из самого средоточия бытия, где, казалось, мы должны были погибнуть в судорожном напряжении всех чувств, и лишь немногое еще связывало нас с этим
существованием, — там мы теперь видим и слышим только
страдания и стоны данных героев — Прометеев, Эдипов.
Наслаждение эмоциями ужаса,
страдания, отчаяния никогда не было и не могло быть героическим выражением здоровой, мощной полноты
существования.
И вот Ницше гордо провозглашает «самое радостное, самое чрезмерное и надменное утверждение жизни». Великая, невиданная гармония встает перед ним опьяняюще-обольстительным призраком, — «рожденное из полноты, из преизбытка высшее утверждение, утверждение без ограничений, утверждение даже к
страданию, даже к вине, даже ко всему загадочному и странному в
существовании». И Заратустра объявляет: «Во все бездны несу я свое благословляющее утверждение». Incipit tragoedia — начинается трагедия!..
«Утверждение жизни без ограничений, утверждение даже к
страданию, даже к вине, даже ко всему загадочному и странному в
существовании»…
И потому важно не
существование страданий людских, а существование зла, которое привело к страданию, греха как первоисточника всякого страдания, и необходимо не уничтожение страдания, которое и нельзя внешне, механически уничтожить, а уничтожение зла, победа над грехом и творчество добра.
Неточные совпадения
— Истина буддизма в аксиоме: всякое
существование есть
страдание, но в
страдание оно обращается благодаря желанию. Непрерывный рост
страданий благодаря росту желаний и, наконец, смерть — убеждают человека в иллюзорности его стремления достигнуть личного блага.
«…Поймут ли, оценят ли грядущие люди весь ужас, всю трагическую сторону нашего
существования? А между тем наши
страдания — почки, из которых разовьется их счастие. Поймут ли они, отчего мы лентяи, ищем всяких наслаждений, пьем вино и прочее? Отчего руки не подымаются на большой труд, отчего в минуту восторга не забываем тоски?.. Пусть же они остановятся с мыслью и с грустью перед камнями, под которыми мы уснем: мы заслужили их грусть!»
Это учение никак не может быть согласовано с
существованием зла и его необычайными победами в мировой жизни, с непомерными
страданиями человека.
Единственным серьезным аргументом атеизма является трудность примирить
существование всемогущего и всеблагого Бога со злом и
страданиями мира.
Зло и
страдание, ад в этом времени и этом мире обличает недостаточность и неокончательность этого мира и неизбежность
существования иного мира и Бога.