Неточные совпадения
Каждый день, каждая лекция несли с собою новые для меня «открытия»: я
был поражен, узнав, что мясо, то самое мясо, которое я
ем в виде бифштекса и котлет, и
есть те таинственные «мускулы», которые мне представлялись в виде каких-то клубков сероватых нитей; я раньше думал, что из желудка твердая
пища идет в кишки, а жидкая — в почки; мне казалось, что грудь при дыхании расширяется оттого, что в нее какою-то непонятною силою вводится воздух; я знал о законах сохранения материи и энергии, но в душе совершенно не верил в них.
Я верю в медицину. Насмешки над нею истекают из незнания смеющихся. Тем не менее во многом мы ведь, действительно, бессильны, невежественны и опасны; вина в этом не наша, но это именно и дает
пищу неверию в нашу науку и насмешкам над нами. И передо мною все настойчивее начал вставать вопрос: это недоверие и эти насмешки я признаю неосновательными, им не должно
быть места по отношению ко мне и к моей науке, — как же мне для этого держаться с пациентом?
В прежнее время зубы
были нужны человеку для разгрызания, разрывания и пережевывания твердой, жесткой
пищи, имевшей умеренную температуру.
Бушмен в течение нескольких дней способен ничего не
есть; он способен, с другой стороны, находить себе
пищу там, где европеец умер бы с голоду.
Как «нерациональною»
будет для нас обыкновенная
пища, так «нерациональным» станет обыкновенный воздух: он
будет слишком редок и грязен для наших маленьких, нежных легких; и человек
будет носить при себе аппарат с сгущенным чистым кислородом и дышать им через трубочку; а испортился вдруг аппарат, и человек на вольном воздухе
будет, как рыба, погибать от задушения.
К тем потерям, с которыми мы уже свыклись, мы относимся с большим равнодушием: что же из того, что мы в состоянии
есть лишь удобоваримую, мягкую
пищу, что мы кутаем свои нежные и зябкие тела в одежды, боимся простуды, носим очки, чистим зубы и полощем рот от дурного запаха?
Зоб просиживается часов в восемь, то
есть пища разлагается и спускается из зоба в кишки, после чего скидывается ястребами так называемая погадка, которая есть не что иное, как перышки, косточки и жилки, все неудобосваримое из проглоченного мяса, свернувшееся в продолговатый, овальный сверточек, извергаемый ежедневно хищными птицами ртом.
И так как это для меня пища, а не предмет торговли или роскоши, то я несомненно знаю, когда пища
есть пища и когда только подобна ей.
Неточные совпадения
Небо раскалилось и целым ливнем зноя обдавало все живущее; в воздухе замечалось словно дрожанье и пахло гарью; земля трескалась и сделалась тверда, как камень, так что ни сохой, ни даже заступом взять ее
было невозможно; травы и всходы огородных овощей поблекли; рожь отцвела и выколосилась необыкновенно рано, но
была так редка, и зерно
было такое тощее, что не чаяли собрать и семян; яровые совсем не взошли, и засеянные ими поля стояли черные, словно смоль, удручая взоры обывателей безнадежной наготою; даже лебеды не родилось; скотина металась, мычала и ржала; не находя в поле
пищи, она бежала в город и наполняла улицы.
В конце июля полили бесполезные дожди, а в августе людишки начали помирать, потому что все, что
было, приели. Придумывали, какую такую
пищу стряпать, от которой
была бы сытость; мешали муку с ржаной резкой, но сытости не
было; пробовали, не
будет ли лучше с толченой сосновой корой, но и тут настоящей сытости не добились.
Он ни во что не вмешивался, довольствовался умеренными данями, охотно захаживал в кабаки покалякать с целовальниками, по вечерам выходил в замасленном халате на крыльцо градоначальнического дома и играл с подчиненными в носки,
ел жирную
пищу,
пил квас и любил уснащать свою речь ласкательным словом «братик-сударик».
Во-первых, его эмигрантскому сердцу
было радостно, что Париж взят; во-вторых, он столько времени настоящим манером не едал, что глуповские пироги с начинкой показались ему райскою
пищей.
При сем: прочую
пищу давать умеренную, от употребления вина воздерживать безусловно, в нравственном же отношении внушать ежечасно, что взыскание недоимок
есть первейший градоначальника долг и обязанность.