Неточные совпадения
Ночь была бесконечно длинна. Роженица уж перестала сдерживаться; она стонала на всю палату, всхлипывая, дрожа и заламывая пальцы; стоны отдавались в коридоре и замирали где-то далеко под сводами. После одного особенно сильного приступа потуг
больная схватила ассистента за руку; бледная, с измученным лицом, она
смотрела на него жалким, умоляющим взглядом.
Бледная ночь
смотрела в окно; вентилятор, перетерший смазку, наполнял тишину яростным, прерывистым хрипом; в кухне плакал
больной ребенок квартирной хозяйки.
Я сидел весь красный, стараясь не
смотреть на
больную; мне казалось, что взгляды всех товарищей устремлены на меня; когда я поднимал глаза, передо мною было все то же гордое, холодное, прекрасное лицо, склоненное над бледною грудью: как будто совсем не ее тело ощупывали эти чужие мужские руки.
Профессора на наших глазах искусно справлялись с самыми трудными операциями, систематически решали сложные загадки, именуемые
больными людьми, а мы… мы слушали и
смотрели; все казалось простым, стройным и очевидным.
То, что в течение последнего курса я начинал сознавать все яснее, теперь встало предо мною во всей своей наготе: я, обладающий какими-то отрывочными, совершенно неусвоенными и непереваренными знаниями, привыкший только
смотреть и слушать, а отнюдь не действовать, не знающий, как подступиться к
больному, я — врач, к которому
больные станут обращаться за помощью!
Когда меня звали к
больному с сильною одышкою, я, под предлогом записи
больного, раскрывал записную книжку,
смотрел, под какую из перечисленных болезней подходит его болезнь, и назначал соответственное лечение.
Назавтра боли значительно уменьшились, температура опустилась,
больная смотрела бодро и весело. Она горячо пожала мне руку.
На следующий день
больному стало хуже; он тупо
смотрел на меня потускневшими глазами, кончик его носа посинел, пульс был по-прежнему частый, и появились перебои. Отчего это все, — от наперстянки или несмотря на нее? У
больного сердце было слабое, и явления могли обусловливаться естественным процессом, с которым наперстянка еще не успела справиться.
Я поступил вполне добросовестно. Но у меня возник вопрос: на ком же это должно выясниться? Где-то там, за моими глазами, дело выяснится на тех же
больных, и, если средство окажется хорошим… я благополучно стану применять его к своим
больным, как применяют теперь такое ценное, незаменимое средство, как кокаин. Но что было бы, если бы все врачи
смотрели на дело так же, как я?
Я беру у него каплю крови и
смотрю под микроскопом: среди кровяных телец быстро извиваются тонкие спиральные существа; это спириллы возвратного тифа, и я с полною уверенностью говорю: у
больного — возвратный тиф.
И я стал рассказывать ей случаи, показывавшие, как «точна» наша наука и как наивно
смотрят на врачей
больные.
Прошло много времени, прежде чем я свыкся с силами медицины и смирился перед их ограниченностью. Мне было стыдно и тоскливо
смотреть в глаза
больному, которому я был не в силах помочь; он, угрюмый и отчаявшийся, стоял передо мною тяжким укором той науке, которой представителем я являлся, и в душе опять и опять шевелилось проклятье этой немощной науке.
— Повернись, Танюша, покажи! — увещевающе говорила старуха, снимая с
больной полушубок. —
Посмотрит доктор, — бог даст, поможет тебе, здорова будешь…
Назавтра мальчик чувствует себя лучше, — и глаза Екатерины Александровны
смотрят на меня с ласкою и любовью. Вообще, еще не видя
больного, я уж при входе безошибочно заключал об его состоянии по глазам открывавшей мне дверь Екатерины Александровны: хуже
больному — и лицо ее горит через силу сдерживаемою враждою ко мне; лучше — и глаза
смотрят с такою ласкою!
Да, не нужно ничего принимать к сердцу, нужно стоять выше страданий, отчаяния, ненависти,
смотреть на каждого
больного как на невменяемого, от которого ничего не оскорбительно. Выработается такое отношение, — и я хладнокровно пойду к тому машинисту, о котором я рассказывал в прошлой главе, и меня не остановит у порога мысль о незаслуженной ненависти, которая меня там ждет. И часто-часто приходится повторять себе: «Нужно выработать безразличие!» Но это так трудно…
Теперь мне тяжело было идти к ним, тяжело было осматривать сосредоточенно молчащую
больную и делать распоряжения мужу, который выслушивал меня, стараясь не
смотреть в глаза.
Тяжелые
больные особенно поучительны для врача; раньше я не понимал, как могут товарищи мои по больнице всего охотнее брать себе палаты с «интересными» труднобольными, я, напротив, всячески старался отделываться от таких
больных; мне было тяжело
смотреть на эти иссохшие тела с отслаивающимся мясом и загнивающею кровью, тяжело было встречаться с обращенными на тебя надеющимися взглядами, когда так ничтожно мало можешь помочь.
Я уложил
больного и осторожно приставил стетоскоп к его груди. Закинув свою красивую голову и прикусив тонкие, окровавленные губы, он лежал и, прищурившись,
смотрел в потолок.
Неточные совпадения
Городничий. Мотает или не мотает, а я вас, господа, предуведомил.
Смотрите, по своей части я кое-какие распоряженья сделал, советую и вам. Особенно вам, Артемий Филиппович! Без сомнения, проезжающий чиновник захочет прежде всего осмотреть подведомственные вам богоугодные заведения — и потому вы сделайте так, чтобы все было прилично: колпаки были бы чистые, и
больные не походили бы на кузнецов, как обыкновенно они ходят по-домашнему.
Когда доктор уехал,
больной что-то сказал брату; но Левин расслышал только последние слова: «твоя Катя», по взгляду же, с которым он
посмотрел на нее, Левин понял, что он хвалил ее.
Они знали его щедрость, и чрез полчаса
больной гамбургский доктор, живший наверху, с завистью
смотрел в окно на эту веселую русскую компанию здоровых людей, собравшуюся под каштаном.
Предсказание Марьи Николаевны было верно.
Больной к ночи уже был не в силах поднимать рук и только
смотрел пред собой, не изменяя внимательно сосредоточенного выражения взгляда. Даже когда брат или Кити наклонялись над ним, так, чтоб он мог их видеть, он так же
смотрел. Кити послала за священником, чтобы читать отходную.
Сам
больной, вымытый и причесанный, лежал на чистых простынях, на высоко поднятых подушках, в чистой рубашке с белым воротником около неестественно тонкой шеи и с новым выражением надежды, не спуская глаз,
смотрел на Кити.