Неточные совпадения
На одном разъезде наш поезд
стоял очень долго. Невдалеке виднелось бурятское кочевье. Мы пошли его посмотреть. Нас с любопытством обступили косоглазые люди с плоскими, коричневыми лицами. По земле ползали голые, бронзовые ребята, женщины в хитрых прическах курили длинные чубуки. У юрт была привязана к колышку грязно-белая овца с небольшим курдюком. Главный
врач сторговал эту овцу у бурятов и велел им сейчас же ее зарезать.
Отыскал я смотрителя. Он
стоял у входа в барак с главным
врачом. Главный
врач только что воротился откуда-то и с оживленным, довольным лицом говорил смотрителю...
И опять прошел день, и другой, и третий. Бой продолжался, а мы все
стояли неразвернутыми. Что же это, наконец, забыли о нас, что ли? Но нет. На станции Угольной, на разъездах, — везде
стояли полевые госпитали и тоже не развертывались.
Врачи зевали, изнывали от скуки, играли в винт…
От китайских могил скакали прочь два казака, вкладывая на скаку шашки в ножны. Наши солдаты держали за руки бледного артиллериста, перед ним
стоял главный
врач. У конической могилы тяжело хрипела худая, черная свинья; из-под левой лопатки текла чернеющая кровь.
«Прикомандированные»
врачи, которые при нас без дела толклись в бараках, теперь все были разосланы Горбацевичем по полкам; они уехали в одних шведских куртках, без шинелей: Горбацевич так и не позволил им съездить в Харбин за их вещами. Всю громадную работу в обоих мукденских бараках делали теперь восемь штатных ординаторов. Они бессменно работали день и ночь, еле
стоя на ногах. А раненых все подносили и подвозили.
Переехали мы в Ченгоузу Западную. В деревне шел обычный грабеж китайцев. Здесь же
стояли два артиллерийских парка. Между госпиталем и парками происходили своеобразные столкновения. Артиллеристы снимают с фанзы крышу; на дворе из груд соломы торчат бревна переметов. Является наш главный
врач или смотритель.
В первом из боев, при Тюренчене, раненые шли и ползли без помощи десятки верст, а в это время сотни
врачей и десятки госпиталей
стояли без дела.
Одно, только одно горячее, захватывающее чувство можно было усмотреть в бесстрастных душах врачебных начальников, — это благоговейно-трепетную любовь к бумаге. Бумага была все, в бумаге была жизнь, правда, дело… Передо мною, как живая,
стоит тощая, лысая фигура одного дивизионного
врача, с унылым, сухим лицом. Дело было в Сыпингае, после мукденского разгрома.
— Пермской? — значительно протянул главный
врач. — Ну, вот видите! Это важное подтверждение: по статистике, жители Пермской губернии
стоят на первом месте по вызыванию ушных болезней для избавления от военной службы.
Мы возражали яро. Глухота больного несомненна. Но допустим даже, что она лишь в известной степени вероятна, — какое преступление главный
врач берет на душу, отправляя на боевую службу, может быть, глухого, да к тому еще хромого солдата. Но чем больше мы настаивали, тем упорнее
стоял главный
врач на своем: у него было «внутреннее убеждение», — то непоколебимое, не нуждающееся в фактах, опирающееся на нюх «внутреннее убеждение», которым так сильны люди сыска.
Стемнело уже давно, мы выехали с фонарями. Ночь
стояла тихая, темная и весенне-теплая; снегу не было. Приехали мы в дивизионный лазарет, стали пить чай. Все смеялись и острили по поводу этой фантастической командировки. Приехал Султанов с двумя своими
врачами — и без сестер.
Шанцер и главный
врач, верхами,
стояли на вершине горки и смотрели.
Дымились костры, солдаты кипятили воду для чая и грели консервы. От
врачей султановского госпиталя мы узнали, что они со времени выхода из Мозысани тоже не работали и
стояли, свернувшись, к югу от Мукдена. Но их, конечно, штаб корпуса не забыл известить об отступлении. Султанов, желтый, осунувшийся и угрюмый, сидел на складном стуле, и Новицкая клала сахар в его кофе.
Но главный
врач к обозу не поехал; он только велел Сметанникову
стоять и без его распоряжения не уходить, хотя бы всем грозил плен.
— Душегуб! Чего нам тут
стоять? Видишь, все уходят!.. Старшему-то
врачу хорошо говорить, его в плен возьмут, а нас раньше плена всех перережут.
Пришли мы в Гунчжулин. Он тоже весь был переполнен войсками. Помощник смотрителя Брук с частью обоза
стоял здесь уже дней пять. Главный
врач отправил его сюда с лишним имуществом с разъезда, на который мы были назначены генералом Четыркиным. Брук рассказывал: приехав, он обратился в местное интендантство за ячменем. Лошади уже с неделю ели одну солому. В интендантстве его спросили...
Главный
врач уезжал в казначейство на станцию Куанчендзы и написал письмо старшему в чине главному
врачу; в письме он просил потесниться и дать в деревне место нашему госпиталю, так как, на основании приказа начальника санитарной части третьей армии, мы тоже должны
стоять в этой деревне. Шанцер и я поехали с письмом.
— Нет-с, я не прошу, а требую, и не какого-нибудь пятачка, а по крайней мере рубля два-три. Визит
врача стоит около этого, а вы видели, что с ним сделали за то, что он отказал мне в помощи, — и вы сами рукоплескали его осуждению. Если вы мне не дадите трех рублей, то я и вас посажу на скамью подсудимых.
Неточные совпадения
Толстоногий стол, заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными бумагами, занимал весь промежуток между двумя окнами; по стенам висели турецкие ружья, нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки, портрет Гуфеланда, [Гуфеланд Христофор (1762–1836) — немецкий
врач, автор широко в свое время популярной книги «Искусство продления человеческой жизни».] вензель из волос в черной рамке и диплом под стеклом; кожаный, кое-где продавленный и разорванный, диван помещался между двумя громадными шкафами из карельской березы; на полках в беспорядке теснились книги, коробочки, птичьи чучелы, банки, пузырьки; в одном углу
стояла сломанная электрическая машина.
Земская больница в г. Серпухове, Москов. губ., поставленная роскошно и удовлетворяющая вполне современным требованиям науки, где среднее ежедневное число коечных больных в 1893 г. было 43 и амбулаторных 36,2 (13278 в год), где
врач почти каждый день делает серьезные операции, наблюдает за эпидемиями, ведет сложную регистрацию и проч. — эта лучшая больница в уезде в 1893 г.
стоила земству 12803 р. 17 к., считая тут страхования и ремонт зданий 1298 р. и жалованье прислуге 1260 р. (см. «Обзор Серпуховской земской санитарно-врачебной организации за 1892–1893 гг.»).
На каждый округ полагается по одному
врачу, а во главе всего дела
стоит заведующий медицинскою частью, доктор медицины.
Ентальцевы помаленьку собираются к вам; не очень понимаю, зачем она сюда приезжала. Пособия мужу не получила от факультета полупьяного. [Факультетом Пущин называл
врача.] Развлечения также немного. Я иногда доставляю ей утешение моего лицезрения, но это утешение так ничтожно, что не
стоит делать шагу. Признаюсь вам, когда мне случается в один вечер увидеть обоих — Н. С. и Ан. Вас, то совершенно отуманится голова. Сам делаешься полоумным…
Доктор Клименко — городской
врач — приготовлял в зале все необходимое для осмотра: раствор сулемы, вазелин и другие вещи, и все это расставлял на отдельном маленьком столике. Здесь же у него лежали и белые бланки девушек, заменявшие им паспорта, и общий алфавитный список. Девушки, одетые только в сорочки, чулки и туфли,
стояли и сидели в отдалении. Ближе к столу
стояла сама хозяйка — Анна Марковна, а немножко сзади ее — Эмма Эдуардовна и Зося.