Неточные совпадения
В солдатских вагонах шло непрерывное пьянство. Где, как доставали солдаты водку, никто не знал, но водки у них было сколько угодно. Днем и ночью из вагонов неслись песни, пьяный говор, смех. При отходе поезда
от станции солдаты нестройно и пьяно, с вялым надсадом, кричали «ура», а привыкшая
к проходящим эшелонам публика молча и равнодушно смотрела на них.
Совсем рассвело. Над тусклым озером бежали тяжелые, свинцовые тучи.
От пристани мы перешли на
станцию. По путям, угрожающе посвистывая, маневрировали паровозы. Было ужасно холодно. Ноги стыли. Обогреться было негде. Солдаты стояли и сидели, прижавшись друг
к другу, с теми же угрюмыми, ушедшими в себя, готовыми на муку лицами.
К вечеру мы пришли
к станции Суятунь и стали биваком по восточную сторону
от полотна. Пушки гремели теперь близко, слышен был свист снарядов. На север проходили санитарные поезда. В сумерках на юге замелькали вдали огоньки рвавшихся шрапнелей. С жутким, поднимающим чувством мы вглядывались в вспыхивавшие огоньки и думали: вот, теперь начинается настоящее…
Поздно вечером 14 марта наши два и еще шесть других подвижных госпиталей получили
от генерала Четыркина новое предписание, — завтра,
к 12 ч. дня, выступить и идти в деревню Лидиатунь.
К приказу были приложены кроки местности с обозначением главных деревень по пути. Нужно было идти тридцать верст на север вдоль железной дороги до
станции Фанцзятунь, а оттуда верст двадцать на запад.
Неточные совпадения
Когда поезд подошел
к станции, Анна вышла в толпе других пассажиров и, как
от прокаженных, сторонясь
от них, остановилась на платформе, стараясь вспомнить, зачем она сюда приехала и что намерена была делать.
Лошади подбежали
к вокзалу маленькой
станции, Косарев, получив на чай, быстро погнал их куда-то во тьму, в мелкий, почти бесшумный дождь, и через десяток минут Самгин раздевался в пустом купе второго класса, посматривая в окно, где сквозь мокрую тьму летели злые огни, освещая на минуту черные кучи деревьев и крыши изб, похожие на крышки огромных гробов. Проплыла стена фабрики, десятки красных окон оскалились, точно зубы, и показалось, что это
от них в шум поезда вторгается лязгающий звук.
Дорога
от станции к городу вымощена мелким булыжником, она идет по берегу реки против ее течения и прячется в густых зарослях кустарника или между тесных группочек берез.
Печальный, пустынный и скудный край! Как ни пробуют, хлеб все плохо родится. Дальше,
к Якутску, говорят, лучше: и население гуще, и хлеб богаче, порядка и труда больше. Не знаю; посмотрим. А тут, как поглядишь, нет даже сенокосов;
от болот топко; сена мало, и скот пропадает. Овощи родятся очень хорошо, и на всякой
станции, начиная
от Нелькана, можно найти капусту, морковь, картофель и проч.
У смотрителя
станции тоже чисто, просторно;
к русским печам здесь прибавили якутские камины, или чувалы:
от такого русско-якутского тепла, пожалуй, вопреки пословице, «заломит и кости».