Ровно в одиннадцать часов зазвенел колокольчик. Через минуту она в первый раз показалась на пороге
моей комнаты. О, как я помню ее бледное лицо, когда она, волнуясь и стыдясь (да, стыд сменил ее вчерашнее выражение), молча стояла в дверях! Она точно не смела войти в эту комнату, где нашла потом свое счастье, единственную свою светлую полосу жизни и… гибель. Не ту гибель, о которой говорил Бессонов… Я не могу писать об этом. Я подожду и успокоюсь.
Неточные совпадения
Звонок! Наконец-то! Это она; она придет, внесет в
мою темную и душную
комнату запах свежести, нарушит ее молчание тихою, ласковою речью и осветит ее своею красотою.
И во внезапном порыве нежности Сенечка вдруг соскочил со своего ящика, подбежал ко мне, обхватил меня руками и прижал голову к
моей груди. Его мягкие шелковистые волосы касались
моих губ. Затем так же быстро он оставил меня, побежал в угол
комнаты (я имею сильное подозрение, что дорогой он стер слезинку) и уселся в кресло, стоявшее в углу, в тени.
Шагая взад и вперед по тесной
моей комнате, я остановился перед ним и сказал, взглянув на него грозно: «Видно, тебе не довольно, что я, благодаря тебя, ранен и целый месяц был на краю гроба: ты и мать мою хочешь уморить».
— Удивительное дело, — продолжал Базаров, — эти старенькие романтики! Разовьют в себе нервную систему до раздражения… ну, равновесие и нарушено. Однако прощай! В
моей комнате английский рукомойник, а дверь не запирается. Все-таки это поощрять надо — английские рукомойники, то есть прогресс!
Неточные совпадения
Городничий (хватаясь за голову).Ах, боже
мой, боже
мой! Ступай скорее на улицу, или нет — беги прежде в
комнату, слышь! и принеси оттуда шпагу и новую шляпу. Ну, Петр Иванович, поедем!
Г-жа Простакова. Ах,
мой батюшка! Все готово. Сама для тебя
комнату убирала.
Г-жа Простакова. Милость Божия к нам, что удалось. Ничего так не желаю, как отеческой его милости к Митрофанушке. Софьюшка, душа
моя! не изволишь ли посмотреть дядюшкиной
комнаты?
— Ну что,
мой друг, снесли оливковую ветвь? — спросила графиня Лидия Ивановна, только что вошла в
комнату.
— Ну, разумеется, — быстро прервала Долли, как будто она говорила то, что не раз думала, — иначе бы это не было прощение. Если простить, то совсем, совсем. Ну, пойдем, я тебя проведу в твою
комнату, — сказала она вставая, и по дороге Долли обняла Анну. — Милая
моя, как я рада, что ты приехала. Мне легче, гораздо легче стало.