Неточные совпадения
— Солдат в генералы не
попадает в мгновение ока, а генерал в солдаты может
попасть, — достигал до приемной зычный, гнусавый голос
графа, и даже сдержанный шепот ожидавших очереди мгновенно замолкал, и наступала та роковая тишина, во время которой, как говорят, слышен полет мухи.
А тут еще
напасть, Петр Андреевич объявил мне, что назавтра
граф приказал привести меня к нему обедать.
— Бог ее ведает, откуда она проявилась такая, только не из нашего места была, а дальняя, откуда-то вишь из-за Москвы. В своем месте, как сказывают, спервоначалу просто овчаркой была, овец, значит,
пасла; а опосля, как
граф ее купил, так туман на него напустила и в такую силу
попала, что и не приведи Господи.
Забыта была царская
опала, забыто было торжество врагов, и
граф в самом радужном настроении прибыл в Грузино и взял в дрожащие от радостного волнения руки своего первенца.
— Казни потом, батюшка, ваше сиятельство, а дозволь правду тебе молвить, —
упал на колени перед
графом Степан, — сорвалось по злобе на нее, колдунью проклятую, на твою Настасью…
Граф не слыхал последних слов Степана. Он не сел, а буквально
упал в кресло и закрыл лицо руками.
— Может,
спать хочешь, я уйду, коли беспокою… — заметил
граф сдавленным голосом, видимо, лишь для того только, чтобы что-нибудь сказать.
Граф Алексей Андреевич несколько раз на дню заходил к больной, но та лежала с закрытыми глазами,
спала или притворялась спящей.
Екатерина Петровна Бахметьева лежала в постели, но не
спала, она, впрочем, только что успела лечь, так как не более получаса тому назад от нее вышел
граф Алексей Андреевич. На ее губах еще горели его поцелуи, в ушах раздавались его клятвы и уверения.
Не
спал и
граф Алексей Андреевич, он мысленно взвешивал достоинства своей новой фаворитки с достоинствами Настасьи Минкиной.
— Ты как
попала сюда, старая карга? — спросил ее
граф.
Слуги принялись за работу. Плита, на внутренней стороне которой была высечена надпись — выражение нежнейших чувств любовника — была быстро поднята и
упала рядом с отверстой могилой, в которой месяц тому назад бился в безумном отчаянии
граф Алексей Андреевич.
— Оказия, — разводил, между тем, руками староста, разглядывая труп, — и ведь надо же было ей в невод
попасть… Да и не впору, потому
граф за последние дни и так туча тучей ходит, а тут эдакая
напасть, прости Господи, нанесла ее нелегкая… царство ей небесное, тоже могилку свою, чай, ищет, сердешная.
15 августа 1831 года, под вечер, по дороге к селу Грузину, постоянной в то время резиденции находившегося в
опале фельд-цейхмейстера всей русской артиллерии,
графа Алексея Андреевича Аракчеева, быстро катился тарантас, запряженный тройкою лошадей.
Особенно рельефно восстала в его памяти картина убийства
графа Милорадовича, одного из героев войны 1812 года. Заговорщик Каховский выстрелил в генерала в упор из пистолета, а другой заговорщик ударил его штыком в спину.
Граф, смертельно раненный,
упал на руки своего адъютанта.
— Что…о…о! — вскочил
граф со стула, но тотчас бессильно
упал на него и задумался.
На Татьяну Борисовну, как выражались дворовые села Грузина, «находило» — она то убегала в лес даже в суровую осень и пропадала там по целым дням, пока, по распоряжению
графа, посланные его не находили ее сидящей под деревом в каком-то оцепенении и не доставляли домой, то забиралась в собор и по целым суткам молилась до изнеможения, и тут уже никакие посланные не в состоянии были вернуть ее в дом, пока она не
падала без чувств и ее не выносили из церкви на руках, то вдруг, выпросив у
графа бутылку вина, пила и поила вином дворовых девушек, заставляла их петь песни и водить хороводы, сама принимала участие в этих забавах, вдруг задумывалась в самом их разгаре, а затем начинала неистово хохотать и хохотала до истерического припадка.
Не
спав почти всю ночь, Азиатов явился к
графу в шесть часов утра и застал его с чайником в руке, так как после трагической смерти Настасьи Федоровны он редко кому доверял приготовлять чай, разве только приезжим дамам или Татьяне Борисовне, которой в то время уже не было.
— Из любовницы
графа Аракчеева,
попасть в любовницы его лакея… О, зачем я лучше не согласилась умереть! — начала тотчас думать она. — Ехать к нему в Петербург… нет, нужно бежать, хоть на верную гибель, но бежать…
— Виноваты! — в голос отвечали поселяне и
упали на колени.
Граф Орлов начал читать им высочайший приказ, а по прочтении увещевал их, объясняя значение эпидемии.
Как светская женщина, говорила она с майором, скромно старалась уклониться от благодарности старика-нищего; встретила, наконец, своих господ, графа и графиню, хлопотала, когда
граф упал в воду; но в то же время каждый, не выключая, я думаю, вон этого сиволапого мужика, свесившего из райка свою рыжую бороду, — каждый чувствовал, как все это тяжело было ей.
Неточные совпадения
— Конечно — Москва. Думу выспорила. Дума, конечно… может пользу принести. Все зависимо от людей. От нас в Думу Ногайцев
попал. Его, в пятом году, потрепали мужики, испугался он, продал землишку Денисову, рощицу я купил. А теперь Ногайцева-то снова в помещики потянуло… И — напутал. Смиренномудрый, в
графа Толстого верует, а — жаден. Так жаден, что нам даже и смешно, — жаден, а — неумелый.
— И тут вы остались верны себе! — возразил он вдруг с радостью, хватаясь за соломинку, — завет предков висит над вами: ваш выбор
пал все-таки на
графа! Ха-ха-ха! — судорожно засмеялся он. — А остановили ли бы вы внимание на нем, если б он был не
граф? Делайте, как хотите! — с досадой махнул он рукой. — Ведь… «что мне за дело»? — возразил он ее словами. — Я вижу, что он, этот homme distingue, изящным разговором, полным ума, новизны, какого-то трепета, уже тронул, пошевелил и… и… да, да?
Кузина твоя увлеклась по-своему, не покидая гостиной, а
граф Милари добивался свести это на большую дорогу — и говорят (это папа разболтал), что между ними бывали живые споры, что он брал ее за руку, а она не отнимала, у ней даже глаза туманились слезой, когда он, недовольный прогулками верхом у кареты и приемом при тетках, настаивал на большей свободе, — звал в парк вдвоем, являлся в другие часы, когда тетки
спали или бывали в церкви, и, не успевая, не показывал глаз по неделе.
— А! вы защищаете его — поздравляю! Так вот на кого
упали лучи с высоты Олимпа! Кузина! кузина! на ком вы удостоили остановить взоры! Опомнитесь, ради Бога! Вам ли, с вашими высокими понятиями, снизойти до какого-то безвестного выходца, может быть самозванца-графа…
— Да и где же, — говорит, — тебе это знать. Туда, в пропасть, и кони-то твои передовые заживо не долетели — расшиблись, а тебя это словно какая невидимая сила спасла: как на глиняну глыбу сорвался,
упал, так на ней вниз, как на салазках, и скатился. Думали, мертвый совсем, а глядим — ты дышишь, только воздухом дух оморило. Ну, а теперь, — говорит, — если можешь, вставай, поспешай скорее к угоднику:
граф деньги оставил, чтобы тебя, если умрешь, схоронить, а если жив будешь, к нему в Воронеж привезть.