Неточные совпадения
Причиною этому была досужая светская сплетня петербургских кумушек, сопоставлявшая
имя жены царского фаворита графини Наталии Федоровны Аракчеевой с полковником гвардии Николаем Павловичем Зарудиным, доведенная услужливыми клевретами до сведения всемогущего
графа.
Ревниво охранявший честь своего
имени, гордый доблестью своих предков и им самим сознаваемыми своими заслугами,
граф не остался равнодушным к дошедшим до него слухам и враги его торжествовали, найдя ахиллесову пяту у этого неуязвимого, железного человека.
Клейнмихель, постоянно входя и выходя из одной комнаты в другую, докладывал
графу с порога
имена тех лиц, которые не были лично известны Алексею Андреевичу.
У противоположной стены стояли знамена. Так как
граф был шефом полка его
имени, то и знамена находились в его доме, а у дома, вследствие этого, стоял всегда почетный караул.
— Нет, ваше превосходительство, этого не говорите, — расхрабрился новоиспеченный полковник, — какой уж тут правильно. Всем известно, что
граф Алексей Андреевич царскою милостью не в пример взыскан, а ведь того не по заслугам быть бы не могло, значит, есть за что, коли батюшка государь его другом и правою рукой считает, и не от себя он милости и награды раздает, от государева
имени… Не он жалует, а государь…
— Ну-ка, расскажи, Антоша, — называя его ласкательным
именем, обращался в веселую минуту к фон Зееману Павел Кириллович, — как ты у
графа на балу танцевал?
Кроме Пукаловой, у
графа было много других наперсниц, которые тоже, конечно, не забывали себя, пользуясь его всемогущим
именем.
Зная аккуратность своего сановитого возлюбленного, она, как ей это ни было тяжело, выучилась писать, хотя, конечно, далеко не искусно, и в угоду
графу, требовавшему, во
имя идеи порядка, еженедельных рапортов по всем частям вверенного ей управления своим поместьем, хотя каракулями, но аккуратно отправляла ему собственноручные иероглифические отчеты.
— Постарайся хотя на деле быть ему настоящей матерью и заслужить это почетное
имя, да и мое прощение надо тоже заслужить… — прохрипел
граф и вышел.
С другой стороны, она столько слышала о
графе Аракчееве, о его служебной карьере, о быстром возвышении из простого артиллерийского офицера до друга и правой руки двух государей, что стала невольно сопоставлять его
имя с понятием о великом историческом деятеле.
Степан же Васильев, с которым с одним среди графских слуг имела разговор молодая графиня, из уважения к последней — он называл ее не иначе, как «небесным ангелом» не решался при ней произнести
имя этой негодницы и, кроме того, считал, что с женитьбою
граф покончил с «цыганкой», чему старый слуга очень радовался.
Невдалеке от барского дома шла другая спешная работа — окончательная отделка новой каменной церкви во
имя святого апостола Андрея Первозванного, освящение которой назначено было
графом на 20 сентября, в годовщину рождения императора Павла I.
Самолюбивый до крайности, ревниво оберегавший честь своего, им же возвеличенного
имени,
граф чрезвычайно боялся малейшего повода для светских сплетен, в которых он мог бы явиться в смешном виде обманутого мужа.
Для всякого непредубежденного исследователя это письмо ясно показывает, что лично император Николай Павлович хорошо понимал, что лишь благодаря железной руке
графа Аракчеева, укрепившего дисциплину в войсках, последние были спасены от общей деморализации, частью внесенной в них теми отуманенными ложными французскими идеями головами, известными в истории под
именем «декабристов».
Сначала он порывался было сейчас идти к
графу, снова напомнить ему об обмане Настасьи, представить ему свое несчастное и неестественное положение в обществе и всю гнусность его поступка — украсть человека из родной семьи и воровски дать ему право незаконно пользоваться не принадлежащими ему
именем, состоянием и честью. Но Михаила Андреевича удерживала клятва, данная родной матери, и страх мести со стороны Настасьи его матери за открытие тайны.
Двадцатилетнего периода времени как бы не существовало: ее менее чем двухлетняя совместная жизнь с
графом, казалось ей, окончилась только вчера. Так живо это далекое пережитое и выстраданное ею представилось ей перед моментом свидания с человеком,
именем которого, окруженным частью удивлением и уважением, а частью злобною насмешкою и даже проклятиями, была полна вся Россия и который по закону считался ей мужем.
— Домчу я тебя, моя краля ненаглядная, в Тамбов, к брату, там ты погостишь, паспорт тебе оборудую… А сам вернусь да попрошусь у
графа на службу в Питер, я хотя ему и слуга, но не хам, как ты меня вечер обозвала, потому я из духовенства, а брат у меня в Тамбове повытчиком в суде служит — чиновник заправский… Поселю я тебя в Питере в отдаленности, никто тебя под чужим
именем не разыщет…
— Я приехала просить вас,
граф, угадав, что несчастная утопленница Катя Бахметьева, или официально Хвостова, чтобы ее прежнее
имя не было обнаружено… — торопливо, после некоторой паузы, заговорила графиня. — Или, быть может, я опоздала? — тревожно добавила она.
Метеор известен был в свете под
именем графа Слопчицького, а в польском кружке его титуловали просто графом Тадеушем, то есть звали одним только именем, ибо метеор был настолько популярен, что достаточно было сказать «наш грабя Тадеуш» — и все уже хорошо знали, о ком идет речь, и притом же совокупление титула с одним только собственным именем, без фамилии выражает по-польски и почтение, и дружелюбность, и даже право на некоторую знаменитость: дескать, все должны знать, кто такой граф Тадеуш: как, например, достаточно сказать: князь Адам, или граф Андрей — и уже каждый, в некотором роде, обязан знать, что дело идет о князе Чарторыйском и о графе Замойском.
Неточные совпадения
Вошед в военную службу, познакомился я с молодым
графом, которого
имени я и вспомнить не хочу.
5) Ламврокакис, беглый грек, без
имени и отчества и даже без чина, пойманный
графом Кирилою Разумовским в Нежине, на базаре. Торговал греческим мылом, губкою и орехами; сверх того, был сторонником классического образования. В 1756 году был найден в постели, заеденный клопами.
— Я хочу предостеречь тебя в том, — сказал он тихим голосом, — что по неосмотрительности и легкомыслию ты можешь подать в свете повод говорить о тебе. Твой слишком оживленный разговор сегодня с
графом Вронским (он твердо и с спокойною расстановкой выговорил это
имя) обратил на себя внимание.
Это была г-жа Шталь. Сзади её стоял мрачный здоровенный работник Немец, катавший её. Подле стоял белокурый шведский
граф, которого знала по
имени Кити. Несколько человек больных медлили около колясочки, глядя на эту даму, как на что-то необыкновенное.
С производством в чины и с приобретением силы при дворе меняются буквы в
имени: так, например,
граф Строганов остался до конца дней Сергеем Григорьевичем, но князь Голицын всегда назывался Сергий Михайлович.