Пост этот был занят ротою Преображенского полка под командою Граве. Великий
князь объявил солдатам и офицерам этой роты, что император Александр скончался в Таганроге, и что теперь обязанность каждого — присягнуть новому императору Константину Павловичу, законному наследнику русского престола.
Неточные совпадения
Вдруг 22 ноября цесаревич, бледный и расстроенный,
объявил великому
князю, что не будет в этот день обедать за столом и удалился к себе.
Но едва только — сказано в журнале совета — «выслушана была с надлежащим благоговением, с горестными и умилительными сердцами, последняя воля блаженной и вечно достойной памяти государя императора Александра Павловича, ознаменованная в копии с высочайшего манифеста, скрепленной собственноручно покойным государем императором», как граф Милорадович, который с должностью санкт-петербургского военного генерал-губернатора соединял и звание члена государственного совета,
объявил собранию: «Его императорское высочество великий
князь Николай Павлович торжественно отрекся от права, предоставленного ему упомянутым манифестом, и первый уже присягнул на подданство его величеству государю императору Константину Павловичу».
После такого категорического ответа,
князь Лобанов
объявил, что он не будет вскрывать пакет, положенный в сенате, так как документы, в нем содержащиеся, тождественны с теми, которые прочтены в государственном совете.
Граф Милорадович вскоре возвратился в Зимний дворец, чтобы успокоить великого
князя, и сообщил, что он уже собрал точные сведения и считал себя вправе
объявить мнимые открытия барона Дибича несправедливыми.
В то же утро 13 декабря
объявили воцарение нового императора, под запрещением, впрочем, кому-нибудь рассказывать это наследнику — великому
князю Александру Николаевичу — тогда семилетнему отроку.
Когда все собрались, Лопухин
объявил, что в это заседание желают прибыть «великие
князья» Николай и Михаил Павловичи.
Министр духовных дел
князь Александр Николаевич Голицын
объявил ему на это открыто Высочайшее соизволение и в то же время секретно Высочайшую волю исполнить, прежде отъезда, особое поручение государя.
Неточные совпадения
План состоял в том, чтобы вдруг, без всяких подходов и наговоров, разом
объявить все
князю, испугать его, потрясти его, указать, что его неминуемо ожидает сумасшедший дом, и когда он упрется, придет в негодование, станет не верить, то показать ему письмо дочери: «дескать, уж было раз намерение
объявить сумасшедшим; так теперь, чтоб помешать браку, и подавно может быть».
Вдруг однажды Николай Семенович, возвратясь домой,
объявил мне (по своему обыкновению, кратко и не размазывая), чтобы я сходил завтра на Мясницкую, в одиннадцать часов утра, в дом и квартиру
князя В—ского, и что там приехавший из Петербурга камер-юнкер Версилов, сын Андрея Петровича, и остановившийся у товарища своего по лицею,
князя В—ского, вручит мне присланную для переезда сумму.
И вот, ввиду всего этого, Катерина Николавна, не отходившая от отца во время его болезни, и послала Андроникову, как юристу и «старому другу», запрос: «Возможно ли будет, по законам,
объявить князя в опеке или вроде неправоспособного; а если так, то как удобнее это сделать без скандала, чтоб никто не мог обвинить и чтобы пощадить при этом чувства отца и т. д., и т. д.».
— Об этой идее я, конечно, слышал, и знаю все; но я никогда не говорил с
князем об этой идее. Я знаю только, что эта идея родилась в уме старого
князя Сокольского, который и теперь болен; но я никогда ничего не говорил и в том не участвовал.
Объявляя вам об этом единственно для объяснения, позволю вас спросить, во-первых: для чего вы-то со мной об этом заговорили? А во-вторых, неужели
князь с вами о таких вещах говорит?
— Послушайте, батюшка, — начал я еще из дверей, — что значит, во-первых, эта записка? Я не допускаю переписки между мною и вами. И почему вы не
объявили то, что вам надо, давеча прямо у
князя: я был к вашим услугам.