Неточные совпадения
Впрочем,
на обед я
не попал — притворился больным.
— Бог ее ведает, откуда она проявилась такая, только
не из нашего места была, а дальняя, откуда-то вишь из-за Москвы. В своем месте, как сказывают, спервоначалу просто овчаркой была, овец, значит,
пасла; а опосля, как граф ее купил, так туман
на него напустила и в такую силу
попала, что и
не приведи Господи.
— Образанцев» — «Каков он?» — «Он пожилой человек, может быть,
не так знает фронтовую службу, но говорят добрый и честный» — «Ну, слава Богу, — заметил Александр Павлович, — эти назначения настоящая лотерея, могли бы
попасть опять
на такого мерзавца, как Аракчеев».
«Сколько можно сделать общего добра всему народу, влияя
на человека, в руки которого доверием государя вручена судьба этого народа, — продолжала мечтать она далее, — я буду мать сирот, защитница обиженных и угнетенных, мое имя будут благословлять во всей России, оно
попадет в историю, и
не умрет в народных преданиях, окруженное ореолом любви и уважения».
— Нет и
не с неба, да ты и
не стоишь, чтобы тебе что-нибудь свалилось с неба. А
попал он к тебе так же, как
попал и ко мне. У меня
на столе лежит точно такой же.
Чисто выбритое лицо с правильными чертами могло бы назваться красивым, если бы
не носило выражения какой-то слащавой приниженности, что
не могло уничтожить даже деланное напускное ухарство вошедшего, обстриженные кудри светло-каштановых волос выбивались из-под шапки и
падали на белый небольшой лоб.
Екатерина Петровна Бахметьева лежала в постели, но
не спала, она, впрочем, только что успела лечь, так как
не более получаса тому назад от нее вышел граф Алексей Андреевич.
На ее губах еще горели его поцелуи, в ушах раздавались его клятвы и уверения.
С ней вдруг сделался сильный истерический припадок. Она хохотала, прерывая хохот рыданиями, и
упала на руки Василия, который бережно опустил ее
на траву, сам
не зная что делать.
— Вася, Василий! Пощади меня! Ведь тебе я ничего
не сделала худого, — проговорила Настасья Федоровна. Она сделала усилие вскочить с кровати, но
упала на пол. Левой рукой она так крепко схватила за ноги убийцу, что тот
упал на нее, нанося ей раны ножом куда
попало.
Он
упал бы
на траву, если бы староста с подстаростой
не успели поддержать его, с недоумением переглядываясь между собою.
— Я
спать не хочу… — сквозь зубы процедил Талицкий и, положив локти
на стол, уронил голову
на руки.
Сон был так крепок, что Сергей Дмитриевич несколько минут
не мог прийти в себя и сообразить, где он и что с ним. Его взгляд
упал на сверток одежды Зыбина,
на котором он
спал.
Он чувствовал, как
на его лицо
падали ее горячие слезы и
не старался освободиться от ее ласк — ему было приятно в ее объятиях.
Новость и неизвестность его положения, огромный храм с иконостасом, украшенный щедро золотом и драгоценными каменьями,
на которых играл свет восковых свечей и лампад, поражающее пение, стройный ряд монахов в черной одежде, торжественное спокойствие, с каким они молились Богу — словом, вся святость места ясно говорила за себя и невольно заставляла
пасть во прах и молиться усердно. Несмотря
на то, что вечерня продолжалась часа три, Михаил Андреевич
не почувствовал ни утомления, ни усталости.
Хвостова вскочила с кресла… и зашаталась. Ухватившись за спинку кресла, чтобы
не упасть, она несколько мгновений смотрела
на доложившего ей эту роковую фамилию лакея помутившимися, почти безумными глазами.
У перехода, бывшего за прежнею Кавалергардскою залою, [Теперь Александровская зала, перехода более
не существует.] великого князя оставили последние силы — он
упал на стул, как бы изнемогая под поразившим его ударом, но вскоре снова возвратились к нему твердость и присутствие духа.
Графиня Наталья Федоровна остановилась у порога и, чтобы
не упасть, прислонилась
на минуту к косяку двери.
На Татьяну Борисовну, как выражались дворовые села Грузина, «находило» — она то убегала в лес даже в суровую осень и пропадала там по целым дням, пока, по распоряжению графа, посланные его
не находили ее сидящей под деревом в каком-то оцепенении и
не доставляли домой, то забиралась в собор и по целым суткам молилась до изнеможения, и тут уже никакие посланные
не в состоянии были вернуть ее в дом, пока она
не падала без чувств и ее
не выносили из церкви
на руках, то вдруг, выпросив у графа бутылку вина, пила и поила вином дворовых девушек, заставляла их петь песни и водить хороводы, сама принимала участие в этих забавах, вдруг задумывалась в самом их разгаре, а затем начинала неистово хохотать и хохотала до истерического припадка.
Она начала искать себе «героя», и выбор ее
пал на Семена Павловича Орлицкого, мужская красота которого подходила ко многим романическим описаниям — его угрюмый, серьезный вид
не оттолкнул молодой девушки, а напротив, раздражал ее страсть, и она в своих мечтах даже установила причину этой угрюмости, этого нелюдимства в семейном несчастьи доктора, окружив его ореолом мученика законного брака.
Вернувшись к себе после совершенно неожиданного по своим последствиям визита к внезапно заболевшей Татьяне Борисовне, Семен Павлович Орлицкий без мысли, как подкошенный,
упал,
не раздеваясь,
на диван в своем кабинете и заснул, как убитый.
— Да кое-как я ее опять успокоила, ребеночка она сама уложила
на диван, с полгода ему,
не более — девочка, крикнул он, да так пронзительно, что сердце у меня захолодело… она его к груди, да, видно, молока совсем нет, еще пуще кричать стал… смастерила я ему соску, подушек принесла,
спать вместе с ней уложила его, соску взял и забылся, заснул, видимо, в тепле-то пригревшись… Самоварчик я соорудила и чайком стала мою путницу поить… И порассказала она мне всю свою судьбу горемычную… Зыбина она по фамилии…
Николай Павлович, несколько успокоившись и усевшись в кресло, рассказал им, что идя к ним, они с Кудриным проходили по Кузнецкому мосту; вдруг у одного из магазинов остановились парные сани и из них вышла молодая дама, которая и прошла мимо них в магазин. Эту даму Николай Павлович разглядел очень пристально, так как свет из окон магазина
падал прямо
на ее лицо и готов прозакладывать голову, что это была
не кто иная, как Екатерина Петровна Бахметьева.
Она
не отвечала и поспешила уйти в свою комнату. Войдя к себе, она заперла дверь и буквально
упала на кушетку. Надежда, высказанная ее мужем, ножом вонзилась в ее сердце и окончательно доконала ее.
Петр Федорович производил
на нее какое-то подавляющее влияние страха и ужаса. При нем она
не могла мыслить и рассуждать. Когда он уехал, то тяжесть
спала с ее души, и в ее мозгу как будто рассеялся сгустившийся там туман…
— Из любовницы графа Аракчеева,
попасть в любовницы его лакея… О, зачем я лучше
не согласилась умереть! — начала тотчас думать она. — Ехать к нему в Петербург… нет, нужно бежать, хоть
на верную гибель, но бежать…
На другой же день, чуть свет, пока хозяева
спали и
не успели учредить над ней надзора, она убежала.
Екатерина Петровна остановилась и чтобы
не упасть, оперлась рукой
на преддиванный стол.
Один из них, какой-то
не служащий дворянин,
напав в селении своего участка
на торговца, развозившего по деревням для продажи свежую рыбу, в порыве неудержимой ревности, приказал мужикам обложить воз торговца хворостом и соломой и сжечь среди селения со всею поклажею и упряжью, едва дозволив отпрячь лошадь.
— Смотри, брат,
на эту большую улицу
не въезжай, а то беспременно
попадешь в карантин, — говорили встречные поселяне.
Вскоре из риги выскочил и доктор Богоявленский и побежал по пашне, едва держась
на ногах, весь избитый и оборванный, то и дело
падая и торопясь опять подняться. Наконец, выбившись совершенно из сил, он
упал у полевой канавки и уж
не мог встать.
Надо сделать все, чтобы этот меч
не упал и
не отравил и так оставшиеся
на счету дни несчастного человека, пожертвовавшего для нее всем, чем может жертвовать мужчина.
Занятый зажиганием фонаря, Талицкий
не слыхал за этим ударом слабого крика Екатерины Петровны, которая без чувств
упала на землю.
— А-а… приятель… ты как здесь… — забормотал Талицкий,
не попадая зуб
на зуб, и вдруг разразился каким-то диким хохотом…