Неточные совпадения
Николай Леопольдович положительно опешил от такого приема и смущенный опустился в кресло. Вознесенский сел на
другое и
молчал, продолжая вопросительно глядеть на посетителя. Произошла томительная для Николая Леопольдовича пауза.
Обе женщины стояли несколько минут
молча друг против
друга, как бы испытывая взаимно силу своих взглядов. Обе все время не сморгнули.
Хотя он знал из городских слухов, что она упорно
молчит о причинах, побудивших ее к преступлениям, и не упоминает даже его имени, но страх, страх безотчетный, вернее ужас, что завтра она может дать
другое показание, что каждую ночь она может одуматься и на утро стать его карающей Немезидой леденил его кровь, останавливал биение его сердца.
«Они не пойдут доносить на меня сами, не придут продавать мне свое молчание, но если от них потребуют показаний, они скажут правду, а эта правда для меня страшнее всякой лжи. Для следствия нужна только нить, а бусы улик нанижутся сами. Узнают и о моих отношениях к Петухову и Гариновой; позовут и их; а кто знает, будут ли они
молчать? Тому и
другой я уже составил обеспеченное состояние. Нет, необходимо надо купить у Стешки эту бумагу».
Дмитрий Вячеславович, который видел в доносе Князева на себя долю правды, чего не знал сам Гиршфельд, и обязанный тоже честным словом, да кроме того и скрытный по природе,
молчал, но затаил против своего бывшего
друга страшную злобу.
Обе женщины одно мгновение пристально смотрели
друг на
друга и
молчали.
В коридоре было темно; они стояли возле лампы. С минуту они смотрели друг на
друга молча. Разумихин всю жизнь помнил эту минуту. Горевший и пристальный взгляд Раскольникова как будто усиливался с каждым мгновением, проницал в его душу, в сознание. Вдруг Разумихин вздрогнул. Что-то странное как будто прошло между ними… Какая-то идея проскользнула, как будто намек; что-то ужасное, безобразное и вдруг понятое с обеих сторон… Разумихин побледнел как мертвец.
Дронов поставил пред собой кресло и, держась одной рукой за его спинку,
другой молча бросил на стол измятый конверт, — Самгин защемил конверт концами ножниц, брезгливо взял его. Конверт был влажный.
Прочие переводчики молчали: у них правило, когда старший тут,
другой молчит, но непременно слушает; так они поверяют друг друга.
— Да что это? Да что тут такое? Что будут читать? — мрачно бормотали некоторые;
другие молчали. Но все уселись и смотрели с любопытством. Может быть, действительно ждали чего-то необыкновенного. Вера уцепилась за стул отца и от испуга чуть не плакала; почти в таком же испуге был и Коля. Уже усевшийся Лебедев вдруг приподнялся, схватился за свечки и приблизил их ближе к Ипполиту, чтобы светлее было читать.
Неточные совпадения
Никогда еще не проходило дня в ссоре. Нынче это было в первый раз. И это была не ссора. Это было очевидное признание в совершенном охлаждении. Разве можно было взглянуть на нее так, как он взглянул, когда входил в комнату за аттестатом? Посмотреть на нее, видеть, что сердце ее разрывается от отчаяния, и пройти
молча с этим равнодушно-спокойным лицом? Он не то что охладел к ней, но он ненавидел ее, потому что любил
другую женщину, — это было ясно.
Константин
молчал. Он чувствовал, что он разбит со всех сторон, но он чувствовал вместе о тем, что то, что он хотел сказать, было не понято его братом. Он не знал только, почему это было не понято: потому ли, что он не умел сказать ясно то, что хотел, потому ли, что брат не хотел, или потому, что не мог его понять. Но он не стал углубляться в эти мысли и, не возражая брату, задумался о совершенно
другом, личном своем деле.
Кити покраснела от радости и долго
молча жала руку своего нового
друга, которая не отвечала на её пожатие, но неподвижно лежала в её руке. Рука не отвечала на пожатие, но лицо М-llе Вареньки просияло тихою, радостною, хотя и несколько грустною улыбкой, открывавшею большие, но прекрасные зубы.
В душе ее в тот день, как она в своем коричневом платье в зале Арбатского дома подошла к нему
молча и отдалась ему, — в душе ее в этот день и час совершился полный разрыв со всею прежнею жизнью, и началась совершенно
другая, новая, совершенно неизвестная ей жизнь, в действительности же продолжалась старая.
Всю дорогу приятели
молчали. Левин думал о том, что означала эта перемена выражения на лице Кити, и то уверял себя, что есть надежда, то приходил в отчаяние и ясно видел, что его надежда безумна, а между тем чувствовал себя совсем
другим человеком, не похожим на того, каким он был до ее улыбки и слов: до свидания.