Неточные совпадения
Он стоял за судейскими креслами, с завернутым, по обыкновению, бортом фрака, где был пристегнут значок, в своей обычной ленивой позе, опершись левой рукой на один из столиков, поставленных в амбразурах окон для корреспондентов русских и заграничных газет, и разговаривал с редактором одного в то время сильно распространенного органа
мелкой петербургской
прессы.
Хотелось бы газетку без предварительной цензуры сварганить, отголоском Москвы ее сделать, серой Москвы — массы, а то сами знаете, какие у нас теперь газеты мелкой-то
прессы: одна вопросами о духовенстве всем оскомину набила, другая — приставодержательством беглых профессоров занимается и в большую играет, а третья, смех и грех, совсем либеральная шипучка, благо ее редактор заведение шипучих вод имеет; об остальных и говорить нечего — все можно забить и дело сделать ахтительное.
Часто приезжали гости: бывал А.П. Чехов, когда он сделался сотрудником «Русской мысли», как-то гостил у меня В.М. Дорошевич, очаровавший В.М. Лаврова и В.А. Гольцева, которые до того относились к нему, как к сотруднику
мелкой прессы, свысока.
С тех пор Лейкин, сколько помню, долго не приносил нам ничего. Но эта первая его вещь, напечатанная в большом журнале, дала ему сразу ход, и он превратился в присяжного юмориста из купеческого быта в органах
мелкой прессы, которая тогда только начала складываться в то, чем она стала позднее.
В этот момент в залу не вошел, а буквально влетел репортер и рецензент одной из самых распространенных в Петербурге газет
мелкой прессы, Марк Иванович Вывих. Это был высокий, стройный молодой человек, блондин, со слегка одутловатым лицом, в синих очках.
Неточные совпадения
В большой
прессе, — в сущности, впрочем, столь же
мелкой, но издающейся простынями, — он заглядывает только в литературный фельетон да в отдел журнального обозрения.
С 40-х годов он сделался самым энергичным и блестящим газетчиком и успел уже к годам империи составить себе состояние, жил в собственных палатах в Елисейских полях, где он меня и принимал очень рано утром. К тому времени он женился во второй раз, уже старым человеком, на молоденькой девушке, которая ему, конечно, изменила, из чего вышел процесс. Над ним
мелкая сатирическая
пресса и тогда же острила, называя его не иначе, как Эмиль великий.
«Да, если я убью себя, то, пожалуй, меня же обвинят и заподозрят в
мелком чувстве… И к тому же, за что себя убивать? Это раз. Во-вторых, застрелиться — значит струсить. Итак: убью его, ее оставлю жить, сам иду под суд. Меня будут судить, а она будет фигурировать в качестве свидетельницы… Воображаю ее смущение, ее позор, когда ее будет допрашивать мой защитник! Симпатии суда, публики и
прессы будут, конечно, на моей стороне…»
У них вы найдете и этюды из мира госпиталей, где героиня — молодая монахиня, и нравы художников, и
мелкой парижской
прессы, и буржуазии, и, наконец, блистательное психическое исследование в форме интимной же жизни образованной женщины, которая, под влиянием опять-таки темперамента, переходит от свободомыслия к самому крайнему католическому мистицизму.