Неточные совпадения
Самый выбор темы для кандидатской диссертации указывал, что университетский курс
не сбил его с раз намеченной
дороги, что из-под крова храма науки вышел еще неоперившийся орел-стервятник, будущий жрец Ваала или попросту делец-акула.
— Если по делу,
не задерживаю, сигару на
дорогу захватите, — пододвинул Константин Николаевич гостям ящик с сигарами и взял одну сам.
Об этих, иногда очень
дорогих, подарках знала княжна Маргарита Дмитриевна, и это предпочтение ей «княжеской экономки и сиделки», как в минуты раздражения называла она свою сестру, глубоко уязвляло ее бесконечное самолюбие. Подачки княгини Зинаиды Павловны
не могли в этом случае
не только удовлетворить, но даже мало-мальски утешить ее.
— Однако, соловья баснями
не кормят. С
дороги, чай, проголодались? Пойдемте завтракать; Володя, и ты.
— Ну, конечно, завтра, куда же сегодня… прямо с
дороги… А вот, если
не устали, пройдемтесь со мной, стариком, я покажу вам дом, сад, оранжереи, все хозяйство…
Она была в положении незнакомого с местностью путника, сбившегося с
дороги и идущего по какой-то,
не зная, приведет ли эта
дорога к желанному жилью, где он может отдохнуть от далекого пути, но идущего только потому, что видит впереди себя другого путника, бодро и весело шагающего по этой
дороге.
— А можете и
не ездить, такая же будете, — вышел в это время из кабинета князь, находившийся с самого раннего утра в дурном расположении духа. — Стану ли я для всяких ваших проходимиц или, как они теперь называются, курсисток
дорогих лошадей гонять. Заведите своих да и катайтесь сколько угодно.
Она сознавала, что она
не идет, а ее ведут, но, по крайней мере, она была уверена, что
не собьется с
дороги.
Встречный же для заблудившейся в жизненном лесу княжны
не только ведет ее, но рассказал ей заранее
дорогу, поручил даже расчищать путь по его указанию, то есть действовать самой для себя и даже для него в благодарность за то, что он ведет ее.
Без нее, быть может, и сам он
не так скоро вышел бы на
дорогу, к жилью. Она, следовательно, помогает ему, она ему необходима. Друг без друга они — ничто, вместе — сила. Это вполне удовлетворяло ее самолюбие.
Она также была, видимо,
не в своей тарелке. Грустила ли она также об отъезде Николая Леопольдовича, или же ее тревожила мысль — привезет, или
не привезет он из города обещанный им
дорогой подарок — неизвестно.
Город Т. отстоит от станции железной
дороги не более как в полуверстном расстоянии. Это пространство занято немощеной площадью с низенькими строениями кругом, в которых помещаются разные лавчонки, портерные, питейные дома и даже ресторации.
Впрочем,
не хорошая практика,
не родной город и
не родительский дом, с которыми связывали его столь
дорогие для всех воспоминания раннего детства, привлекали его в Т.
От его зоркого взгляда
не ускользнуло лежавшее на столе, поверх других бумаг, письмо, начинающееся словами: «Милый,
дорогой дядя», с какой-то припиской сверху, сделанной княжеской рукой.
— Я
не желаю компрометировать ни тебя, ни себя, — заметил он ей, —
не все поймут то горячее чувство, которое я питаю к тебе, а догадавшись о нашей связи, могут истолковать ее в дурную сторону для тебя и особенно для меня. Люди злы, а нам с ними жить. Мне даже делать между ними карьеру. Если ты любишь меня, то наша связь останется по-прежнему тайной. Поверь мне, что это даже пикантнее. При настоящей полной моей и твоей свободе тайна ни чуть ни стеснительна. Мы над нею господа. Так ли, моя
дорогая?
— Успокойтесь,
дорогая моя, побольше мужества; отбросьте печальные мысли, разве можно почти в детстве думать о смерти; забудьте о нем, он
не достоин вас, забудьте.
— Да, да, ты права, моя
дорогая, это с моей стороны одно малодушие. Я просто
не в силах совладать с собой. Прости меня,
не сердись.
— Тебя, моя
дорогая, ненаглядная, тебя, за которую я готов отдать всю жизнь, у ног которой я готов умереть, и я умру, умру, мне ничего больше
не остается делать.
— Кто тебя гонит?! Ты сошел с ума! Успокойся, говори толком. Твоя жизнь
дороже мне всех моих денег. Неужели ты этого
не знаешь, безумный!
—
Не убивайся,
дорогой, а лучше скажи, что делать? — уже совсем нежно прервала его она.
— Нет, моя
дорогая, нельзя, да и
не зачем. Поспешишь — людей насмешишь, совершенно справедливо говорит русский народ. Княгиня очень боится опекунской ответственности. Деньги князя от нас
не уйдут, но надо их заполучить в собственность с умом и осторожно. Подумаем — надумаемся.
— Пусть так, — продолжал он, — дай Бог, чтобы я ошибался, но в наших
дорогих для меня отношениях я
не желал бы и этого. Я
не хочу, чтобы даже ошибочные мысли омрачали их.
— Я, моя
дорогая, конечно я, кто же как
не я! — страстным шепотом начал он, усаживая ее на постель и садясь рядом.
— Так
не лучше ли нам с тобой остаться друзьями? — вдруг переменил он тон. — Я постараюсь всеми силами облегчить твою участь, я окружу тебя и здесь, и там возможным довольством и покоем. Образумься, согласись, моя
дорогая!
— Ты с ума сошла, моя
дорогая, чтобы я, зная твое происхождение, зная, наконец, твое воспитание и образование, которым, к слову сказать, могла бы позавидовать любая из княжен Гариных, чтобы я, повторяю, сделала бы тебя своей прислугой, почти горничной. Да я всю жизнь
не простила бы себе этого! Я ведь
не княгиня Зоя — эта бессердечная, ходячая статуя!..
Ей, несмотря на кратковременное пребывание, порядком надоел скучный, маленький Т., где ей, видимо,
не могло представиться случая выйти на более широкую
дорогу, чем
дорога камеристки.
Из камеристок попасть даже в
не особенно
дорогие и взыскательные содержанки уже большой успех.
Весь остальной день и всю
дорогу в Шестово сластолюбивые мечты об Александрине
не покидали головы Николая Леопольдовича.
— Каким вас ветром занесло,
дорогой мой? — встретила его Анны Аркадьевна. — Я вас
не видела ни у себя, ни в театре, кажется, целую вечность.
— Стоило,
дорогая; но товар
не ходкий: куда с ним денешься, если продавать?..
Несмотря на утомление после прошлой ночи, проведенной в
дороге, Виктор
не мог заснуть целую ночь: мысли, одна другой несообразнее, лезли ему в голову; лишь под утро он задремал, но поминутно просыпался от тяжелых грез: то он видел себя убитым рукою мстительной Александрины, то ее — убитую им и плавающую в крови. С тяжелой головой, с разбитыми нервами встал он с постели около полудня.
— Скажи мне, моя
дорогая, что с тобой, ты совсем переменилась ко мне и видимо
не искренна со мной? — спросил он ее в одно из их свиданий наедине.
—
Не мучь меня, скажи, что ты шутишь! — загородил он ей
дорогу.
«Однако, он
не на шутку ее любит, это серьезно! — думал он
дорогой к Боровиковым. — Что может сделать умная женщина! Кутилу, развратника, менявшего женщин как перчатки, привязать к себе, как собаку! Теперь он всецело в ее руках! Она может сделать его счастливым, если любит на самом деле, или погубит окончательно, если играет только в любовь, но во всяком случае относительно его она — сила. Это надо принять к сведению».
Гиршфельд закрыл лицо руками и горько заплакал, заплакал чуть ли
не в первый раз в жизни. Слезы облегчили его. Он тряхнул головой, успокоился и, казалось, примирился с совершившимся фактом. Спрятав письмо и заметку в бумажник, он почти спокойно принялся за чтение остальной корреспонденции. Окончив это занятие, он позвонил и приказал лакею приготовить чемодан к курьерскому поезду Николаевской железной
дороги, отвезти его на вокзал и купить билет. На другой день утром он уже был в Москве.
— Садитесь,
дорогой мой, вот сюда, на отоманку, покойнее будет. Уж вы меня извините, что я в халате, работы страсть.
Не сладка,
не сладка, я вам скажу, жизнь литератора! — суетился Николай Ильич.
Он и
не ошибся. Князь Владимир, выбежав, как сумасшедший, из квартиры своего поверенного, сел в пролетку и приказал ехать в Европейскую гостиницу.
Дорогой на него напало раздумье. От природы малодушный, он жил настоящей минутой, мало заботился о будущем; он начал сожалеть, что отказался от предложенных ему Николаем Леопольдовичем пяти тысяч, которые он считал нужными для него до зарезу.
— Что мне за дело до моей матери, я
не ребенок и совершенно самостоятелен, да и она
не решится стать на
дороге к моему счастью. Она слишком любит меня и хорошо знает, насколько серьезно мое чувство к вам. В случае же чего мы спокойно обойдемся и без ее согласия.
— Однако и пообчистил же вас этот живодер, — начал он возмущаться еще
дорогой. — А я вас как путных, — обратился он к Надежде Петровне и Деметру, — уведомил, где найти Василия Васильевича, что ж, найти — нашли, а от глупостей удержать
не сумели, при вас почти последнюю рубашку с него сняли, чуть самого
не проглотил и
не подавился.
— Эта тысяча рублей является для вас,
дорогой Александр Алексеевич, лишь небольшим задатком, — медоточивым голосом начал Гиршфельд. — Разве я
не понимаю, сколько услуг сделали вы мне в этом деле, вы были главным моим сотрудником и несли в нем самые тяжелые обязанности. Пробыть более года с глазу на глаз с этим идиотом, одно уж чего-нибудь да стоит.
— Отчего вы,
дорогой мой,
не женитесь? — вдруг спросил он.
Последний под честным словом
не говорить ничего Князеву, рассказал ему почти тоже самое, что говорил Александру Алексеевичу в
дороге про Неведомого.
«Он
не обманет и так дело наверное кончится благополучно, его
не подденут!» — размышляла она
дорогой к Гиршфельду.