Неточные совпадения
— Род князей Шестовых
окончился со
смертью моего покойного батюшки, — сурово поглядела она не него, — мои братья Дмитрий и Александр были князьями только бумагам, первый женился на какой-то польской жидовке, прижил с ней двух дочерей, из которых младшая умерла чуть не накануне своей свадьбы с каким-то докторишкой, а старшая сослана в каторжную работу за отравление брата Александра и его третьей жены. Достойная племянница достойных этой
смерти дяди и теки.
Князь Виктор тоже, как мы видели, не решался на серьезную беседу с матерью поэтому вовросу. Полученное им известие о
смерти Князева окончательно потрясло и без того разбитую переносимыми им в течении нескольких лет нравственными пытками его нервную систему. Он не ожидал, что осуществление плана, нашептанного ему Гиршфельдом
окончится так трагически. К сердечным мукам прибавились муки угрызения совести. Князь решил покончить, по крайней мере, с первыми.
Неточные совпадения
Со
смертью матери
окончилась для меня счастливая пора детства и началась новая эпоха — эпоха отрочества; но так как воспоминания о Наталье Савишне, которую я больше не видал и которая имела такое сильное и благое влияние на мое направление и развитие чувствительности, принадлежат к первой эпохе, скажу еще несколько слов о ней и ее
смерти.
Эти отрывки, напечатанные в IV книге «Полярной звезды»,
оканчивались следующим посвящением, писанным до приезда Огарева в Лондон и до
смерти Грановского:
Конечно, и Чаадаев, о котором в связи с Английским клубом вспоминает Герцен в «Былом и думах», был бельмом на глазу, но исключить его было не за что, хотя он тоже за свои сочинения был объявлен сумасшедшим, — но это
окончилось благополучно, и Чаадаев неизменно, от юности до своей
смерти 14 апреля 1856 года, был членом клуба и, по преданиям, читал в «говорильне» лермонтовское стихотворение на
смерть Пушкина. Читал — а его слушали «ничтожные потомки известной подлостью прославленных отцов…».
Поэма, исчислив заслуги и доблести Кулакова, описывает его
смерть у плиты и его погребение, а затем она
оканчивалась следующим воззванием к Андрею Петровичу Боброву:
В литературе начало этого периода совпадает со временем основания «Московского телеграфа»; жизненность его
оканчивается со
смертью Белинского; а затем идет какой-то летаргический сон, прерываемый только библиографическим храпом и патриотическими грезами; окончанием этого периода можно положить то время, в которое скончал свое земное поприще незабвенный в летописях русской журналистики «Москвитянин».