Неточные совпадения
— Зачем же умирать? Мой ребенок, —
князь подчеркнул
слово «мой» — будет законный. Я имею честь предложить вам руку и сердце.
В то лето, когда в усадьбу
князей Шестовых ехал новый, приглашенный к
князю Владимиру, учитель Николай Леопольдович Гиршфельд, княжна Маргарита Дмитриевна Шестова, племянница
князя Александра Павловича, гостила, как нам известно со
слов княгини, в усадьбе.
Князь при последних
словах своими добрыми глазами посмотрел на Антона Михайловича, занятого разговором в полголоса с княжной Лидой.
Он передал ей в коротких
словах сцену обручения у постели умирающего и то, что Шатов после смерти
князя Дмитрия счел нужным объявить всем о его положении в его доме.
Подробно рассказал он о нанесенных ему покойным
князем побоях, знаки которых не прошли s до сих пор, и о том, что под влиянием злобы и толков о появлении старого
князя, говорил приписанные ему
слова.
Процессии соединились. Оба гроба были внесены в церковь, где также архиреем соборне была отслужена литургия и совершено отпевание. После краткого надгробного
слова, произнесенного архиреем над жертвой людской злобы и преступления, как он назвал покойного
князя Александра Павловича, гробы были вынесены из церкви и опущены в находящийся в ее ограде фамильный склеп
князей Шестовых.
Антон Михайлович в коротких
словах рассказал о загадочной смерти отца
князя Владимира,
князя Александра Павловича Шестова, о том, что в настоящее время княгиня с княжнами находится в Т., а по окончании дела о наследствах, которое ведет Николай Леопольдович Гиршфельд, они переедут на жительство в Москву.
Молодой
князь с трудом выговорил последнее
слово.
Одетая в простенькое, темное шерстяное платье, красиво облегавшее ее грациозные формы, ростом выше среднего, с плавными движениями, с хитрым, кошачьим выражением миловидного личика, красоту которого французы весьма метко определяют
словами beauté du Diable, с роскошной косой пепельного цвета, скромно завернутой на затылке, она казалась, сравнительно с взволнованным молодым
князем, совершенно спокойной, и своими большими, смеющимися хитрыми глазами смело встретилась с вопросительным взглядом княгини.
Она и обедала с Иваном Васильевичем, которого она называла «дядей», причем за стулом
князя неизменно стоял его камердинер, отец — Яков Никандрович. Мать ее, полная и далеко не старая женщина, была русской красавицей в полном смысле этого
слова, она служила экономкой в доме
князя и была полновластной распорядительницей над княжеским домом, имением и даже, прибавляли провинциальные сплетники, над самим «его сиятельством».
—
Князь Василий желал бы иметь честное
слово по вопросу о непременном выезде из Петербурга… — закончила княгиня.
— Я могу дать только княжеское честное
слово, которое едва ли удовлетворит
князя и княгиню Гариных, если они будут судить по себе, а потому я ограничиваюсь тем, что просто изъявляю согласие.
Александра Яковлевна пододвинула к кровати табурет, села и начала свой рассказ. Она откровенно передала баронессе свой роман с
князем Виктором, умолчав, конечно, о том, что она сама увлекла его, а напротив, изобразив себя жертвой хитросплетенного молодым
князем соблазна. Рассказала известные нам сцены с княгиней. Не скрыла и тайны своего происхождения и сцены у постели умирающего
князя Ивана и, наконец, последние
слова его о пакете ео стотысячным наследством, скрытым и присвоенным
князем Василием.
С возрастающим ежеминутно волнением переступил он порог двери, ведущей за кулисы, на которой зачем-то имелась надпись крупными буквами: «Посторонним лицам вход воспрещается». В театре г-жи Львенко,
слово «посторонний», видимо, имело весьма обширное толкование. Пройдя через сцену привычным шагом бывалого человека, раскланиваясь направо и налево со знакомыми актерами и актрисами,
князь Шестов провел Виктора на половину, где помещались дамские уборные, и смело постучался в уборную № 1.
В коротких
словах передала она ему сцену, виденную ею в детстве у постели своего умирающего незаконного отца,
князя Ивана Гарина.
Княгиня в коротких
словах передала
князю о сватовстве
князя Владимира Шестова и о замеченной ею антипатии ее дочери к претенденту.
— Если я должна выйти не за
князя Шестова, а за его состояние, то я… согласна! — ледяным тоном сказала княжна, с неимоверным усилием выговорив последнее
слово, и встала.
Князь стал припоминать короткий разговор с ней, каждое ее
слово.
— Письму я не поверила, — после некоторой паузы снова начала она, —
князю Сергию, передавшему мне чужие
слова — тоже, потому что я единственная представительница на земле рода графов Завадских, у нас с покойным мужем, единственным сыном своих родителей, детей не было, следовательно поддержка славы рода и фамильной чести всецело лежит на мне, а я лично не сомневаюсь, что я их ревниво охраняю и опасности для них до конца моей жизни не вижу.
Я, не дожидаясь подходов с ее стороны, выпалил ей, что явился к ней с просьбою, чтобы она подала прошение о взятии вас под опеку за расточительность, что я решился на этот шаг, блюдя ваши интересы и ограждая славу и блеск рода
князей Шестовых, наплел ей турусы на колесах,
словом ошеломил ее.
Агнесса Михайловна, со своей стороны посвященная отчасти Гиршфельдом в дела
князя, в той мере, в которой первый находил это нужным, дала ему
слово не расспрашивать Владимира о делах и не вмешиваться в них, за что Николай Леопольдович обещал ей быть постоянно на страже интересов ее и ее семейства.
— До чего дошел я! Горничная княгини Шестовой, заводившая шашни со всеми княжескими лакеями — вспомнились ему
слова покойного
князя Александра Павловича, вдова бывшего писаря квартала — моя жена. Другая горничная той же княгини, хотя и случайная, принимает меня, как владетельная принцесса, предписывает мне условия и не терпит возражения, и наконец, этот бывший кабацкий сиделец, по моей милости сделавшийся редактором, осмеливается третировать меня с высоты своего величия!..
Прошло несколько дней, а
князь Виктор не ехал, княгиня ожидала его после каждого приходящего из Москвы поезда, на которые высылался за ним экипаж, но их сиятельство, говоря
словами лакея, «прибывать не изволили».
Гиршфельд подвернулся с своей «маленькой» просьбой в довольно удачное время. Мать
князя Гарина уже с месяц как вернулась из-за границы, задержанная там долее предположенного времени болезнью своей дочери княгини Шестовой, а
князь Виктор, между тем, медлил исполнением своего
слова. Княгиня Зоя Александровна не появлялась в гостиной Александры Яковлевны свахой своего сына. Сам
князь был в мрачно озлобленном настроении.
Последние
слова она произнесла совсем уже ослабевшим голосом, шатаясь отступила к креслу и буквально упала в него.
Князь Виктор сунул в карман револьвер, быстро опустился перед ней на колени и стал целовать ее похолодевшие руки, обливая их горячими слезами.
Князь остолбенел и поглядел на мать помутнившимся взглядом. Зоя Александровна в коротких
словах начала передавать ему перенесенную сцену. Она, впрочем, не окончила рассказа. Воспоминания о пережитом унижении были так свежи и потрясающи, что с ней сделался вторичный обморок, ее уложили в постель. Виктор машинально отправился к себе в кабинет.
«Прощайте,
князь!» — прозвучали в его ушах ее последние холодные
слова.
По возвращении домой он был много сговорчивее вчерашнего, и Зыковой не стоило особенного труда уговорить его поехать мириться с Николаем Леопольдовичем. Примирение состоялось в тот же вечер.
Князь не сказал ему ни
слова о возможном аресте, так как иначе он должен был рассказать о своем визите к барону, тем более, что Гиршфельд именно и просил его не перебегать уже более на сторону опекуна.
— На два
слова, — сказала Агнесса Михайловна, перед тем долго шептавшаяся с
князем Владимиром, прощаясь с Стефанией Павловной.
Неточные совпадения
А вор-новотор этим временем дошел до самого
князя, снял перед ним шапочку соболиную и стал ему тайные
слова на ухо говорить. Долго они шептались, а про что — не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-новотор говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».
Она, счастливая, довольная после разговора с дочерью, пришла к
князю проститься по обыкновению, и хотя она не намерена была говорить ему о предложении Левина и отказе Кити, но намекнула мужу на то, что ей кажется дело с Вронским совсем конченным, что оно решится, как только приедет его мать. И тут-то, на эти
слова,
князь вдруг вспылил и начал выкрикивать неприличные
слова.
Все сидели, как поповны в гостях (как выражался старый
князь), очевидно, в недоумении, зачем они сюда попали, выжимая
слова, чтобы не молчать.
— Да, вот вам кажется! А как она в самом деле влюбится, а он столько же думает жениться, как я?… Ох! не смотрели бы мои глаза!.. «Ах, спиритизм, ах, Ницца, ах, на бале»… — И
князь, воображая, что он представляет жену, приседал на каждом
слове. — А вот, как сделаем несчастье Катеньки, как она в самом деле заберет в голову…
Когда молодой
князь подошел к ней, она сказала ему несколько
слов, называя его вы, и взглянула на него с выражением такого пренебрежения, что, если бы я был на его месте, я растерялся бы совершенно; но Этьен был, как видно, мальчик не такого сложения: он не только не обратил никакого внимания на прием бабушки, но даже и на всю ее особу, а раскланялся всему обществу, если не ловко, то совершенно развязно.