Добрый властитель Москвы по поводу таких толков имел наконец серьезное объяснение с обер-полицеймейстером; причем оказалось, что обер-полицеймейстер совершенно не знал ничего этого и, возвратясь от генерал-губернатора,
вызвал к себе полицеймейстера, в районе которого случилось это событие, но тот также ничего не ведал, и в конце концов обнаружилось, что все это устроил без всякого предписания со стороны
начальства толстенький частный пристав, которому обер-полицеймейстер за сию проделку предложил подать в отставку; но важеватый друг актеров, однако, вывернулся: он как-то долез до генерал-губернатора, встал перед ним на колени, расплакался и повторял только: «Ваше сиятельство!
А под вечер того же дня по дороге из города опять послышался колокольчик. День был не почтовый: значит, ехало
начальство. Зачем? Этот вопрос всегда
вызывал в слободе некоторую тревогу. Природные слобожане ждали какой-нибудь новой раскладки, татары в несколько саней потянулись зачем-то
к лесу, верховой якут поскакал за старостой… Через полчаса вся слобода была готова
к приему
начальства…
Знаков никаких не было, и очевидно, он лежал и причащали его только, чтобы
вызвать со стороны
начальства,
к которому он меня причислял, наказание тому, с кем он подрался.