Мечта выйти за чиновника уже давно
жила в уме Тани. С этим исходом она бы примирилась. Она не может только примириться с отправкой в дальнюю вотчину. Думы в этом роде, одна другой противоречащие, неслись в ее голове. Она сидела неподвижно, с устремленными в одну точку глазами. Она очнулась от этой задумчивости, когда ее позвали к княжне. Последняя встретила ее радостным восклицанием...
Неточные совпадения
— Что так пугает тебя
в этой мысли? Ведь ты только пойдешь за матерью, которая безгранично тебя любит и с той минуты будет
жить исключительно тобой. Ты часто жаловался мне, что ненавидишь военную службу, к которой тебя принуждают, что с
ума сходишь от тоски по свободе; если ты вернешься к отцу, выбора уже не будет: отец неумолимо будет держать тебя
в оковах; он не освободил бы тебя, даже если бы знал, что ты умрешь от горя.
Скука этой жизни, кажущаяся невыносимой со стороны, не ощущается теми, кто втянулся
в нее и для которых она представляется именно такой, какой должна быть жизнь. Иной жизни они не знают и не имеют о ней понятия. Жизнь для них заключается
в занятиях, приеме пищи и необходимом отдыхе. Если им сказать, что они не
живут, а прозябают, они с удивлением покачают головой, признавая его не
в своем
уме.
Хотя княгиня Васса Семеновна внутренне была сильно обеспокоена поступком князя, и особенно могущими быть от него последствиями, но видеть
в этом поступке препятствие к браку его с ее дочерью, браку, мечта о котором не переставала
жить в ее
уме и сердце, а теперь так близка к осуществлению, она не решалась.
«Пусть
живет!» — мелькало
в его
уме другое решение.
Неточные совпадения
Вронский слушал внимательно, но не столько самое содержание слов занимало его, сколько то отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего
в этом свои симпатии и антипатии, тогда как для него были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим
умом и даром слова, так редко встречающимся
в той среде,
в которой он
жил. И, как ни совестно это было ему, ему было завидно.
Нет, уж извини, но я считаю аристократом себя и людей подобных мне, которые
в прошедшем могут указать на три-четыре честные поколения семей, находившихся на высшей степени образования (дарованье и
ум — это другое дело), и которые никогда ни перед кем не подличали, никогда ни
в ком не нуждались, как
жили мой отец, мой дед.
Видно, я очень переменилась
в лице, потому что он долго и пристально смотрел мне
в глаза; я едва не упала без памяти при мысли, что ты нынче должен драться и что я этому причиной; мне казалось, что я сойду с
ума… но теперь, когда я могу рассуждать, я уверена, что ты останешься
жив: невозможно, чтоб ты умер без меня, невозможно!
Он слушал Ленского с улыбкой. // Поэта пылкий разговор, // И
ум, еще
в сужденьях зыбкой, // И вечно вдохновенный взор, — // Онегину всё было ново; // Он охладительное слово //
В устах старался удержать // И думал: глупо мне мешать // Его минутному блаженству; // И без меня пора придет, // Пускай покамест он
живет // Да верит мира совершенству; // Простим горячке юных лет // И юный жар и юный бред.
Притом же иногда, голубчик-кум, // И то приходит
в ум, // Что я ли воровством одна
живу на свете?