— Не за что… Служи только… Баклуши
бить будешь, я и на конюшню отправлю, не посмотрю, что с воли… У меня строго…
Неточные совпадения
Все те юноши-парни, которые млели перед ее мощным взглядом, которые смотрели на нее, по ее собственному выражению, как коты на сало,
были противны ей. Она читала в их глазах способность полного ей подчинения, тогда как она искала в мужчине другого — она искала в нем господина над собою. Она презирала их и в ответ на их признания
била парней «по сусалам», как выражались соседи.
— Жить… Чай в Петербурге можно
было жить. Опять же ты там при службе
был, а здесь так баклуши
бьешь, а лета-то уходят…
— Ну, Фимка, так и
быть, даю слово, в честь нынешнего дня, больше
бить тебя не
буду, — с непривычною мягкостью в голосе сказала ей Дарья Николаевна.
— Если не
бьет теперь, то
будет.
Весь ужас своего положения, всю безысходность, весь мрак своего будущего увидел Глеб Алексеевич еще до окончания первого года супружеской жизни. Красивое тело этой женщины уже не представляло для него новизны, питающей страсть, духовной же стороны в ней не
было — ее заменяли зверские инстинкты. Даже проявление страсти, первое время приводившие его в восторг, стали страшны своею дикостью. Молодая женщина, в припадке этой безумной страсти, кусала и
била его.
— А другим я мирволить
буду… Бить-то можно так, что с виду умрет под прутьями, а на деле щекочет только… Меня еще как полюбят на дворне… Погоди… А барыня довольна
будет, пусть наказанный-то три-четыре дня и ночи поваляется — все отдых.
— Ведь душегубствует она… Людей-то своих смертным боем
бьет… Хоронить устал приходской священник, хотя на доходы и не может пожаловаться — прибыльно. Человеческое мясо
ест… Тьфу, прости Господи, даже говорить страшно…
Раз государь увидел своего любимца яростно оборонявшегося и руками и ногами от другого служителя, который
бил его немилосердно. Петр Федорович, узнав, что соперником шута
был полковой мусорщик, с досадой воскликнул...
С простым народом он умел обращаться и часто переряженным ходил по городу, заходя в герберги, австерии и трактиры, затевал драку, любил
побить кого-нибудь и даже самому
быть побитым.
Она увидела, что идет домой, когда прошла уже ворота Пажеского корпуса, взяла извозчика и приехала счастливо, побила у двери отворившего ей Федю, бросилась к шкапчику, побила высунувшуюся на шум Матрену, бросилась опять к шкапчику, бросилась в комнату Верочки, через минуту выбежала к шкапчику, побежала опять в комнату Верочки, долго оставалась там, потом пошла по комнатам, ругаясь, но
бить было уже некого: Федя бежал на грязную лестницу, Матрена, подсматривая в щель Верочкиной комнаты, бежала опрометью, увидев, что Марья Алексевна поднимается, в кухню не попала, а очутилась в спальной под кроватью Марьи Алексевны, где и пробыла благополучно до мирного востребования.
— Зачем так! Коли кто пьет — тот особливо по вольной цене заплати. Водка-то, коли без акциза — чего она стоит? — грош стоит! А тут опять — конкуренция. В ту пору и заводчики и кабатчики — все друг дружку
побивать будут. Ведь она почесть задаром пойдет, водка-то! выпил стакан, выпил два — в мошне-то и незаметно, убавилось или нет. А казне между тем легость. Ни надзоров, ни дивидендов, ни судов — ничего не нужно. Бери денежки, загребай!
— И поезжай, — сердито отвечал Гудаевский, — очень рад буду, провожать буду, в сковороды
бить буду, на губах персидский марш сыграю.
Неточные совпадения
Слесарша. Милости прошу: на городничего челом
бью! Пошли ему бог всякое зло! Чтоб ни детям его, ни ему, мошеннику, ни дядьям, ни теткам его ни в чем никакого прибытку не
было!
Чина, звания не пощадит, и
будут все скалить зубы и
бить в ладоши.
Голос Осипа. Вот с этой стороны! сюда! еще! хорошо. Славно
будет! (
Бьет рукою по ковру.)Теперь садитесь, ваше благородие!
— Коли всем миром велено: // «
Бей!» — стало,
есть за что! — // Прикрикнул Влас на странников. — // Не ветрогоны тисковцы, // Давно ли там десятого // Пороли?.. Не до шуток им. // Гнусь-человек! — Не
бить его, // Так уж кого и
бить? // Не нам одним наказано: // От Тискова по Волге-то // Тут деревень четырнадцать, — // Чай, через все четырнадцать // Прогнали, как сквозь строй! —
Были оборваны, —
будете голы вы, //
Били вас палками, розгами, кнутьями, //
Будете биты железными прутьями!..