Неточные совпадения
Старик этот, по мнению одних,
был «колдун», «кудесник», по мнению других «масон», третьи же утверждали, что он
был «оборотень». Никто не посещал старика, не
было у него, видимо, ни
родных, ни знакомых, только два раза в год, в определенное время и всегда ночью, у «кровавого домика» происходил съезд всевозможных, и городских, и дорожных экипажей. К старику собирались знатные бары, но что они делали там, оставалось неизвестным для самых любопытных, там ворота
были высоки, а окна запирались плотными ставнями.
Его собственный обширный сад
был ему тесен, хотя он с любовью занимался им, холил каждое деревцо, подстригал кусты, очищал их от паутины и словом ухаживал, как мать за
родным детищем.
Бирон, после трехнедельного регентства, попал с
родней в Пелым, где он и поселился с женой, сыновьями, дочерью, пастором и врачом, в домике, план которого
был начертан самим Минихом.
Многочисленная московская
родня Глеба Алексеевича
была поражена его приездом в Белокаменную, когда узнала, что этот приезд не временный, что Салтыков, бывший на блестящем счету у начальства, приехал в бессрочный отпуск, что в то время означало полное отставление службы.
Невест в Москве и тогда, как и теперь,
было, что называется, хоть отбавляй, Глеб же Алексеевич Салтыков представлял из себя блестящую партию для девушки даже из самого высшего московского круга. Древнего рода, гвардейский офицер, образованный, красивый, богатый и молодой, не кутила, не мот и не пьяница — качества, редко соединяющиеся в одном лице и, несомненно, делавшие Салтыкова одним из лучших московских женихов. Но старанья
родных, папенек и маменек невест и даже этих последних, не имели успеха.
Он ожидал, конечно, что
родные его восстанут против этого брака, ввиду исключительной репутации его невесты, тем более, что эта репутация, как только она станет его невестой, из района Сивцева Вражка распространится по всей Москве, он думал, что тетушка Глафира Петровна встанет, что называется, на дыбы, но у него
была надежда склонить последнюю на свою сторону, в ярких, привлекательных красках описав ей свою ненаглядную Доню, эту честную, открытую, прямую, непочатую натуру.
Моя нога не
будет у нее, я откажусь от всех моих
родных, если только они осмеляться относительно к тебе хотя с малейшим неуважением!
— Вы не поверите, — говорила Глафира Петровна, — как она меня растрогала сознанием в своем, более чем странном, поведении, которое и дало повод злым людям рассказывать о ней всевозможного рода небывальщицы и заклеймить ее прозвищами… Без
родных и знакомых ее одолевала такая скука, что она готова
была разбить себе голову… Теперь Глебушка положительно возродил ее.
— А разве она
была брошена
родными?
— Да и судите сами… Вы, вероятно, помните, какою «притчей во языцах» Москвы
была несчастная Дарья Николаевна, заклейменная разными нелепыми прозвищами… Как восстала вся
родня Салтыкова против этого брака… Как рвала и метала сама покойная Глафира Петровна и бросалась ко всем с просьбою помочь расстроить этот брак… Тогда-то я… — «особа» сделала ударение на этом местоимении и вдруг громко чихнула.
Но Фимка
была слишком близкой к ней женщиной, она многое знала, во многом помогала ей; кроме того, она
была связана с человеком, который от нее, конечно, знал об отравлении барыней
родной тетки мужа.
— После трепки-то твоей я пораздумала, и вижу, действительно, что в могилу его свожу я… Права ты, Фимушка… Кровь из него я
пью… Может и ненароком, а
пью… Женщина я молодая, сильная, тоже жить хочу. Ну, да с нынешнего дня шабаш, и не пойду к нему… Выходи его, голубушка, Фимушка,
родная моя. Выходи… Сними хоть этот грех с черной души душегубицы ненасытной, как ты меня обозвала, в ножки тебе поклонюсь.
— Да брось ты эту «тетю Доню». Какая я тебе «тетя», и не
родня мы, ну махонький
был, туда-сюда, называл, а теперь, вишь, какой вырос, мужчина, красавец…
Воцарение Петра III, приходившего, как мы знаем,
родным внуком Петру Великому, то
есть, как и его покойная тетка, императрица Елизавета Петровна, окруженного ореолом обаятельного для России имени Великого Преобразователя, не только не вызывало народной радости, но даже огорчило всех.
— Вот спасибо, милый, вот спасибо,
родной… Теперь еще тебе
будет поручение чуднее вчерашнего… — деланно улыбнулась она.
В Москву назначен
был главнокомандующим
родной племянник мужа Дарьи Николаевны, светлейший князь Николай Иванович Салтыков, над Москвой пронеслась чума, сопровождавшаяся народным бунтом, жертвою которого пал архиепископ Амвросий,
был привезен и казнен на Болоте Емельян Пугачев. Умерла Екатерина. Промелькнуло короткое царствование Павла Петровича и, наконец, вступил на престол Александр I.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел
было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою.
Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у того и у другого.
Судья тоже, который только что
был пред моим приходом, ездит только за зайцами, в присутственных местах держит собак и поведения, если признаться пред вами, — конечно, для пользы отечества я должен это сделать, хотя он мне
родня и приятель, — поведения самого предосудительного.
Хозяйка не ответила. // Крестьяне, ради случаю, // По новой чарке
выпили // И хором песню грянули // Про шелковую плеточку. // Про мужнину
родню.
Был господин невысокого рода, // Он деревнишку на взятки купил, // Жил в ней безвыездно // тридцать три года, // Вольничал, бражничал, горькую
пил, // Жадный, скупой, не дружился // с дворянами, // Только к сестрице езжал на чаек; // Даже с
родными, не только // с крестьянами,
И то уж благо: с Домною // Делился им; младенцами // Давно в земле истлели бы // Ее
родные деточки, // Не
будь рука вахлацкая // Щедра, чем Бог послал.