Неточные совпадения
Вдруг,
в начале зимы 1564 года, Москва узнала, что
царь уезжает неизвестно куда со всеми своими ближними, дворянами, приказными и воинскими людьми, созванными поименно с семействами из самых отдаленных
городов.
—
Царь объявит своею собственностью несколько
городов, — повествовал он, — выберет тысячу телохранителей из князей, дворян, детей боярских и даст им поместья
в этих
городах, а прежних вотчинников и владельцев переведет
в иные места;
в самой же Москве займет под них некоторые улицы. Телохранителям этим дано будет особое отличие: к седлам их коней будут привязаны собачьи головы и метлы
в «ознаменование» того, что они грызут царских лиходеев и выметают измену из России.
Сам князь Василий жил по-прежнему вдали от двора, который почти постоянно пребывал
в Александровской слободе, находившейся
в восьмидесяти верстах от столицы, и лишь наездом
царь бывал
в последней, ознаменовывая почти каждой свой приезд потоками крови, буквально залившей этот несчастный
город, где не было улицы, не было даже церковной паперти, не окрашенных кровью жертв, подчас ни
в чем неповинных.
—
В городе измена, — объявил
царю, бывшему у обедни
в городском соборе, вбежавший Малюта, — народ бунтуется, бьет твоих верных слуг!
По приказанию
царя, он был разыскан и мертвый привезен
в город.
Неточные совпадения
Послала бы // Я
в город братца-сокола: // «Мил братец! шелку, гарусу // Купи — семи цветов, // Да гарнитуру синего!» // Я по углам бы вышила // Москву,
царя с царицею, // Да Киев, да Царьград, // А посередке — солнышко, // И эту занавесочку //
В окошке бы повесила, // Авось ты загляделся бы, // Меня бы промигал!..
Гул и треск проносятся из одного конца
города в другой, и над всем этим гвалтом, над всей этой сумятицей, словно крик хищной птицы,
царит зловещее: «Не потерплю!»
—
В записках местного жителя Афанасия Дьякова, частию опубликованных мною
в «Губернских ведомостях», рассказано, что швед пушкарь Егор — думать надо Ингвар, сиречь, упрощенно, Георг — Игорь, — отличаясь смелостью характера и простотой души, сказал Петру Великому, когда суровый государь этот заглянул проездом
в город наш: «Тебе,
царь, кузнечному да литейному делу выучиться бы,
в деревянном царстве твоем плотников и без тебя довольно есть».
Очень пыльно было
в доме, и эта пыльная пустота, обесцвечивая мысли, высасывала их. По комнатам, по двору лениво расхаживала прислуга, Клим смотрел на нее, как смотрят из окна вагона на коров вдали,
в полях. Скука заплескивала его, возникая отовсюду, от всех людей, зданий, вещей, от всей массы
города, прижавшегося на берегу тихой, мутной реки. Картины выставки линяли, забывались, как сновидение, и думалось, что их обесцвечивает, поглощает эта маленькая, сизая фигурка
царя.
— Обидно, Клим, шестьдесят два только, — сипел Варавка, чавкая слова. — Воюем? Дурацкая штука.
Царь приехал. Запасных провожать.
В этом
городе Достоевский жил.