Неточные совпадения
— «Осподарь всея земли русския и
великий князь московский, владимирский, псковский, болгарский, рязанский, воложский, ржевский, бельский, ростовский, ярославский, белозерский, удорский, обдорский, кондийский и иных земель отчин и дедич, и наследник, и обладатель, Иоанн Васильевич, посылает отчине своей
Великому Новгороду запрос с ближним
боярином своим и
великим воеводою, Федором Давыдовичем: что разумевает народ его отчины под именем государя вместо господина, коим назвали его прибывшие от них послы архиепископские: сановник Назарий и дьяк веча Захарий?
Подьячий Родька Косой, как кликали его
бояре, чинно стоял в углу первого стола и по мере надобности раскапывал столбцы и, сыскав нужное, прочитывал вслух всему собранию написанное. Давно уже шел спор о «черной, или народной, дани». Миром положено было собрать двойную и умилостивить ею
великого князя. Такого мнения было большинство голосов.
Великокняжеского посла,
боярина Федора Давыдовича, жившего на Городище с многочисленной дружиной, чествовали как подобает, ни чем не обижали, только не допускали на вече и решились отпустить к
великому князю с записью от имени веча Новгородского.
«Кланяемся тебе, Господину нашему, Князю
Великому, а государем не зовем. Суд твоим наместникам оставляем на стороне, на Городище, и по прежним известным тебе условиям; дозволяем им править делами нашими, вместе с нашими посадниками и
боярами, но твоего суда полного и тиунов твоих не допускаем и дворища Ярославлева тебе на даем; хотим же жить с тобою, Господином, хлебосольно, согласно, любезно, по договору, утвержденному с обеих сторон по Коростыне, в недавнем времени.
Все это, как и колоссальная изразцовая печь, указывало, что светлица была некогда обитаема не Савелием с Агафьей, а ближними
боярами великого князя.
— Да было бы за что и тронуть, — вмешалась в разговор Агафья, — ведь мы — москвичи, суд найдем: нас, рабов своих, ни
боярин наш, ни сам князь
великий в обиду не даст всяким заезжим.
Великий князь подарил этот терем
боярину Савелия за верную службу, вскоре после похода под Казань, и что с тех пор стал тут жить
боярин с семейством до самой опалы великокняжеской.
— Не после, а в это же время,
боярин, как
великий князь встрепенул верноподданных громким кличем идти на неверцев.
Боярин наш прозывается Алексеем Полуевктовичем, он был в чести у
великого князя, а жена его, боярыня Наталья Никоновна, у
великой княгини Марьи Михайловны [Первая супруга Иоанна была тверская княжна.] — первой любимицей.
Поднимется ли, бывало, князь
великий в поход, и
боярин с ним, охраняет его особу, а боярыня останется потешать сиротиночку княгиню
великую, — и много годов прошло таким чередом.
После отъезда Ананьина,
великий князь послал
боярина Селиванова с грамотою псковитянам, приглашая их, в случае войны, быть готовыми выступить в поход с московскими дружинами против ослушников.
Сын князя Оболенского-Стриги, Василий, с татарскою конницей спешились к берегам Мечи, с самим же
великим князем отправились прочие
бояре, князья, воеводы и татарский царевич Данияр, сын Касимов. Кроме того, молодой князь Василий Михайлович Верейский, предводительствовавший своими дружинами, пошел окольными путями к новгородским границам.
До тех пор никто из
великих князей не решался покуситься на жизнь первостепенных
бояр новгородских.
Великий князь помирил со своей стороны новгородцев с псковитянами, и
боярин Федор Давыдович, взяв на вече присягу, тем закончил дело.
Народ после только что окончившейся пирушки, данной ему
великим именинником, толпился по этой дороге в ожидании проезда
бояр, князей и прочих сановников.
Все
бояре, которых считалось при
великом князе Иоанне III Васильевиче до двадцати, были в светлом, то есть праздничном платье, степенно раскланивались между собою и с придворными и с удивлением, искоса, посматривали на новых лиц — на Назария и Захария.
Бояре, впущенные в палату, стали низко кланяться
великому князю; он в свою очередь ласково приветствовал их наклонением головы.
Великий князь, принимая от каждого
боярина хлеб-соль, давал в знак милости своей целовать руку [
Великий князь Иоанн III первый ввел обыкновение целование монаршей руки.] и ставил дары перед собою на стол.
По окончании поздравлений духовник великокняжеский стал говорить молитву, затем поставил под иконами водоосвященные свечи, освятил воду и, обернув сосуд с нею сибирскими соболями, поднес ее
великому князю, окропил его,
бояр и всех находившихся в палате людей.
Великий князь встал, приложился к животворящему кресту и поднятому из Успенского собора образу святого великомученика Георгия, высеченному на камне [Этот образ вывезла из Рима
великая княгиня Софья Фоминишна.], а за ним стали прикладываться другие.
По окончании богослужения
великий князь снова сел на трон, а слуги стали накрывать столы: один для
великого князя и князей Верейских, другой, названный окольничьим, для избранных и ближних
бояр, и третий, кривой, для прочих
бояр, окольничьих и думных дворян.
Когда он близился к концу, Иоанн повелел принести запись к новгородцам, и дьяк, составивший ее, прочитал ее вслух. Назарий и Захарий приложили свои руки, а
боярин Федор Давыдович почтительно принял ее от
великого князя, обернул тщательно в хартию, в камку, спрятал ее, и, переговорив о чем-то вполголоса с Иоанном, поклонился ему и вышел поспешно из палаты.
— Не только врата моих хором, но и сердце всегда для тебя открыто, честный
боярин! — сказал
великий князь Назарию, прощаясь с ним.
Роковая запись новгородская была получена накануне, и
великий князь повелел для выслушания ее собраться всем ближним своим
боярам в думную палату для окончательного разрешения дела относительно вольной отчины своей —
Великого Новгорода.
Когда известная уже читателям запись была прочитана, лицо
великого князя сделалось сумрачно,
бояре и князья стали переглядываться между собою, поглаживать свои бороды, приготовляясь говорить, но, видимо, никто первый не решался нарушить торжественную тишину. Иоанн Васильевич обвел глазами собрание, остановив на несколько мгновений свой взгляд на Назарии, сидевшем с опущенной долу головой, и на митрополита, погруженного в глубокие, видимо, тяжелые думы.
Бояре в присутствии
великого князя всегда говорили между собою не громко, но четкое ухо его не пропускало мимо ушей их слова, несмотря на то, что он порой занимался другим делом. По его наказу Ощера переряжался в разные платья и шнырял между народом, причем его обязанностью было не говорить, а только слушать, держась его же заповеди: не выпускать, а принимать.
По его уходе двери думной палаты распахнулись и Иоанн повелел собрать полный совет народный для выслушания воли его. Перед лицом
великого князя предстали, кроме митрополита, епископов, братьев,
бояр и прочих думных людей, окольничьи, стольники, стряпчие, дьяки, головы, сотники, дети боярские, гости, жильцы, торговые и другого сословия люди.
Во время последней
великий князь посылал
боярам кушание в рассылку, а новгородцам особенно и, кроме того, хлеб, в знак милости, по обычаю того времени, а Феофилу — соль, в знак любви.
— Знайте же, — отвечал
великий князь, — вечевой колокол ваш замолкнет навеки, и будет одна власть судная государева. Я буду иметь здесь волости и села, но, склонясь на мольбы народа, обещаю не выводить людей из Новгорода, не вступаться в отчины
бояр и еще кое-что оставить по старине.
— Иоанн не соглашается ни на что. Дал слово не выводить новгородцев в Низовскую землю, не судить их в Москве, не звать туда на службу, но когда я потребовал от него клятвы и присяги с крестным целованием, он отшвырнул ваши грамоты и сказал: «Государь не присягает», и сам отошел в сторону. Я просил
бояр, чтобы они присягнули за него, но они не соглашались. Даже «опасных грамот» не дал мне
великий князь, сказав: «Переговоры кончены». Теперь я окончил походы свои, делайте, что внушат вам благие мысли ваши.
Великий князь велел
боярам прежде условиться о дани и потребовал список новгородских волостей.
Неточные совпадения
Рядом с палатами Голицына такое же обширное место принадлежало заклятому врагу Голицына —
боярину Троекурову, начальнику стрелецкого приказа. «За беду
боярину сталося, за
великую досаду показалося», что у «Васьки Голицына» такие палаты!
Тогда все тому подивилися, свита до земли преклонилася. Честной купец дал свое благословение дочери меньшой, любимой и молодому принцу-королевичу. И проздравили жениха с невестою сестры старшие завистные и все слуги верные,
бояре великие и кавалеры ратные, и нимало не медля принялись веселым пирком да за свадебку, и стали жить да поживать, добра наживать. Я сама там была, пиво-мед пила, по усам текло, да в рот не попало.
— Скопцы, действительно, у нас были в древности, — отвечал Евгений, — и в начале нынешнего тысячелетия занимали даже высшие степени нашей церковной иерархии: Иоанн, митрополит киевский, родом грек, и Ефим, тоже киевский митрополит, бывший до иночества старшим
боярином при князе Изяславе […князь Изяслав (1024—1078) —
великий князь киевский, сын Ярослава Мудрого.]; но это были лица единичные, случайные!..
— Да вот что, хозяин: беда случилась, хуже смерти пришлось; схватили окаянные опричники господина моего, повезли к Слободе с
великою крепостью, сидит он теперь, должно быть, в тюрьме, горем крутит, горе мыкает; а за что сидит, одному богу ведомо; не сотворил никакого дурна ни перед царем, ни перед господом; постоял лишь за правду, за
боярина Морозова да за боярыню его, когда они лукавством своим, среди веселья, на дом напали и дотла разорили.
Внутри оцепленного места расхаживали поручники и стряпчие обеих сторон. Тут же стояли
боярин и окольничий, приставленные к полю, и два дьяка, которым вместе с ними надлежало наблюдать за порядком боя. Одни из дьяков держал развернутый судебник Владимира Гусева, изданный еще при
великом князе Иоанне Васильевиче III, и толковал с товарищем своим о предвиденных случаях поединка.