Неточные совпадения
Вскоре после этих крестин Стамбулов обратился к своему высокопоставленному куму с предложением — с каким вы думаете? — быть кандидатом на болгарский престол. Неожиданное, но крайне лестное предложение было, конечно, принято, и воображаемый французский
граф де Тулуз Лотрек — arias Савин — уехал в Константинополь, чтобы хлопотать и заручиться симпатиями великого визиря и влиятельных лиц, близко стоящих к
будущему его сюзерену-падишаху.
— Эта свадьба необходима по многим причинам. Во-первых, слово, которое я дал молодому
графу; во-вторых, страстное желание твоего
будущего свекра
графа Вельского и, в-третьих, я сам имею намерение жениться и нуждаюсь в содействии
графа Петра Васильевича и его друзей. Этих причин, конечно, достаточно, чтобы мое решение было приведено в исполнение. Кроме того, тут есть еще кое-что, о чем я тебе не могу сообщить. Одним словом, я сказал тебе мое неизменное решение…
Для того, чтобы подготовить почву для избрания,
граф по совету Стамбулова отправился в Константинополь, где представился французскому послу
графу Монтебелло и сумел обворожить его настолько, что тот представил его великому визирю как
будущего, пока негласного, кандидата на болгарский престол. Назначен был день аудиенции, выхлопотанной ему у султана.
Он зачастую забывал свой главный план относительно капиталов
графа, и любовь последнего к невесте возбуждала в Сигизмунде Владиславовиче не опасение за
будущее, а ревнивое чувство настоящего.
Образ
графа Петра Васильевича Вельского восставал между тем в уме молодой девушки в таких соблазнительных красках, которые она считала не гармонирующими с ее дружбой с его
будущей женой.
— Это правильно… Ее сиятельство совсем затворилась… Точно в келье… На
будущей неделе Корнилий Потапович праздник у себя на даче устраивает, так и на него она, как
граф ее ни уговаривал, ехать не хочет… Не знаю, на чем и порешат.
Уверенный тон
графа Сигизмунда Владиславовича, с которым он разбивал все доводы молодого Алфимова, подействовал на последнего ободряюще, и он начал обсуждать свое
будущее.
Старики-посетители, почетные гости Шишковых, заметили меня, и Н. С. Мордвинов (
будущий граф), М. И. Кутузов (будущий светлейший князь Смоленский), М. М. Бакунин, а более всех жена Кутузова, знаменитая своей особенной славой, женщина чрезвычайно умная, образованная и страстная любительница театра (известный друг актрисы Жорж), приветствовали меня уже не казенными похвалами, которыми обыкновенно осыпают с ног до головы всех без исключения благородных артистов.
По окончании курса он был сперва учителем математики в том же шляхетском корпусе, но вскоре по вызову великого князя Павла Петровича, в числе лучших офицеров, был отправлен на службу в гатчинскую артиллерию, где Алексеем Андреевичем и сделан был первый шаг к быстрому возвышению. Вот как рассказывают об этом, и, надо сказать, не без злорадства, современники
будущего графа, либералы конца восемнадцатого века — водились они и тогда.
Неточные совпадения
У нас все в голове времена вечеров барона Гольбаха и первого представления «Фигаро», когда вся аристократия Парижа стояла дни целые, делая хвост, и модные дамы без обеда ели сухие бриошки, чтоб добиться места и увидать революционную пьесу, которую через месяц будут давать в Версале (
граф Прованский, то есть
будущий Людовик XVIII, в роли Фигаро, Мария-Антуанетта — в роли Сусанны!).
Евгению Павловичу показалось, что он и Аделаида еще не совершенно сошлись друг с другом; но в
будущем казалось неминуемым совершенно добровольное и сердечное подчинение пылкой Аделаиды уму и опыту князя Щ. К тому же и уроки, вынесенные семейством, страшно на него подействовали, и, главное, последний случай с Аглаей и эмигрантом
графом.
Я видел пагубные последствия этого поветрия на
графе ТвэрдоонтС и не мог не трепетать за
будущее России.
Как истый остзеец, и потому настоящий, так сказать прирожденный аристократ,
граф и в самом деле мог гордиться тем, что его дворянство не идет разгильдяйскою походкой дворянства русского, походкою, которая обличала уже все его бессилие в ту пору, когда оно, только что исполнив славное дело обороны отечества, имело, может быть, самое удобное время, чтоб обдумать свое
будущее и идти к целям своего призвания.
Это случилось вскоре после их поездки к Кипренскому, именно в одну из тех пауз, о которых я рассказывала. Неудачнее подобного момента, казалось, нельзя было и выбрать: когда княгиня, совсем забывая себя, вся была в детях и напряженно сосредоточивалась, прозирая в их
будущее,
граф в самых почтительных выражениях представил ей свою декларацию.