Так вот. Наследственность и припадки свидетельствуют о моем предрасположении к психической болезни. И она началась, незаметно для самого меня, много раньше, чем я придумал
план убийства. Но, обладая, как все сумасшедшие, бессознательной хитростью и способностью приноравливать безумные поступки к нормам здравого мышления, я стал обманывать, но не других, как я думал, а себя. Увлекаемый чуждой мне силой, я делал вид, что иду сам. Из остального доказательства можно лепить, как из воска. Не так ли?
В голове Казимира Нарцисовича вдруг, мгновенно, как это часто бывает, создался
план убийства Зинаиды Владимировны, со всеми мельчайшими подробностями.
Неточные совпадения
Покуривая, он снова стал читать
план и нашел, что — нет, нельзя давать слишком много улик против Безбедова, но необходимо, чтоб он знал какие-то Маринины тайны, этим знанием и будет оправдано
убийство Безбедова как свидетеля, способного указать людей, которым Марина мешала жить.
Война лишь выявила и проецировала на материальном
плане наши старые насилия и
убийства, нашу ненависть и вражду.
Вы сами слышали, господа, ее восклицание: „Это
план, это программа
убийства!“ — вот как определяла она несчастное „пьяное“ письмо несчастного подсудимого.
А я отвечу на это, что уж если замыслил такое
убийство, да еще по
плану, по написанному, то уж наверно бы не поссорился и с приказчиком, да, может быть, и в трактир не зашел бы вовсе, потому что душа, замыслившая такое дело, ищет тишины и стушевки, ищет исчезновения, чтобы не видали, чтобы не слыхали: „Забудьте-де обо мне, если можете“, и это не по расчету только, а по инстинкту.
Он не знал, чему бы приписать эту странность, и, похаживая вокруг стола, за которым закусывали, едва одолевал свою лень, чтобы восстановить в сознании настоящее значение событий; но едва лишь он одолевал это, как его тотчас отягощало недоумение: почему все следующее за
убийством Бодростина не только совсем не отвечает его
плану, но даже резко ему противоречит?