— Я постараюсь возродиться, а ее возрождать нечего… Мне только надо возвысить до нее себя! — восторженно воскликнул Белавин. — Повторяю, я обожаю мою невесту и чувствую, что мне ничего не будет стоить отказаться от надоевшего мне прошлого, со всеми его соблазнительными грешками и мимолетными наслаждениями и сделаться
верным мужем и любящим отцом…
Более года прошло со дня свадьбы, и кроме роковой ночи у Кюба на совести графа Белавина не было ни одного упрека. Его бывшие товарищи по кутежам стали относиться с уважением к происшедшей в нем перемене, хотя сначала с легкой усмешкой говорили о графе Владимире, как о
верном муже и любящем отце.
— Что же дальше, что же дальше? — повторял он, ворочаясь на кушетке. — Возможно ли, чтобы это всегда так продолжалось? Не устану ли я разыгрывать роль
верного мужа и входить в сделки со своею совестью?
Николай Герасимович между тем, верный своему заранее составленному плану, остался временно в пределах России, пробрался в один из пограничных городов, где один из его родственников, или
вернее муж его родственницы занимал крупный пост.
Неточные совпадения
— Приглашали. Мой
муж декорации писал, у нас актеры стаями бывали, ну и я — постоянно в театре, за кулисами. Не нравятся мне актеры, все — герои. И в трезвом виде, и пьяные. По-моему, даже дети видят себя
вернее, чем люди этого ремесла, а уж лучше детей никто не умеет мечтать о себе.
Это оказалось правдой: утром в «Губернских ведомостях» Самгин прочитал высокопарно написанный некролог «скончавшегося от многих ран, нанесенных безумцами в день, когда сей
муж,
верный богу и царю, славословил, во главе тысяч»…
Почему она одна, Лизавета Прокофьевна, осуждена обо всех заботиться, всё замечать и предугадывать, а все прочие — одних ворон считать?» и пр., и пр. Александра Ивановна сначала была осторожна и заметила только, что ей кажется довольно
верною идея папаши о том, что в глазах света может показаться очень удовлетворительным выбор князя Мышкина в
мужья для одной из Епанчиных.
Это была женщина,
вернее сказать, отставная девка, которые водятся только на юге России, не то полька, не то малороссиянка, уже достаточно старая и богатая для того, чтобы позволить себе роскошь содержать
мужа (а вместе с ним и кафешантан), красивого и ласкового полячка. Горизонт и Барсукова встретились, как старые знакомые. Кажется, у них не было ни страха, ни стыда, ни совести, когда они разговаривали друг с другом.
— Да, когда я этого захочу. Вы подло обманывали меня. Я пожертвовала для вас всем, отдала вам все, что может отдать честная женщина… Я не смела взглянуть в глаза моему
мужу, этому идеальному, прекрасному человеку. Для вас я забыла обязанности жены и матери. О, зачем, зачем я не осталась
верной ему!