Неточные совпадения
В восьмом часу вечера наследник с свитой явился на выставку. Тюфяев
повел его, сбивчиво объясняя, путаясь и толкуя о каком-то царе Тохтамыше. Жуковский и Арсеньев, видя, что дело не идет на лад, обратились
ко мне с просьбой показать им выставку. Я
повел их.
Одним утром Матвей взошел
ко мне в спальню с
вестью, что старик Р. «приказал долго жить». Мной овладело какое-то странное чувство при этой
вести, я повернулся на другой бок и не торопился одеваться, мне не хотелось видеть мертвеца. Взошел Витберг, совсем готовый. «Как? — говорил он, — вы еще в постеле! разве вы не слыхали, что случилось? чай, бедная Р. одна, пойдемте проведать, одевайтесь скорее». Я оделся — мы пошли.
В первых числах декабря, часов в девять утром, Матвей сказал мне, что квартальный надзиратель желает меня видеть. Я не мог догадаться, что его привело
ко мне, и
велел просить. Квартальный показал мне клочок бумаги, на котором было написано, что он «пригласил меня в 10 часов утра в III Отделение собств. е. в. канцелярии».
Вот этого-то общества, которое съезжалось со всех сторон Москвы и теснились около трибуны, на которой молодой воин науки
вел серьезную речь и пророчил былым, этого общества не подозревала Жеребцова. Ольга Александровна была особенно добра и внимательна
ко мне потому, что я был первый образчик мира, неизвестного ей; ее удивил мой язык и мои понятия. Она во мне оценила возникающие всходы другой России, не той, на которую весь свет падал из замерзших окон Зимнего дворца. Спасибо ей и за то!
Спасибо, Лель! Девицы, не стыдитесь! // Не верю я. Ну, статочное ль дело // В частых кустах подружку потерять! // Потешил ты царево сердце, Лель. // Потешь еще! В кругу подруг стыдливых // Красавицу девицу выбирай, //
Веди ко мне и всем на погляденье, // Пускай она за песню наградит // Певца любви горячим поцелуем.
Ведут ко мне коня; в раздолии открытом, // Махая гривою, он всадника несет, // И звонко под его блистающим копытом // Звенит промерзлый дол, и трескается лед. // Но гаснет краткий день, и в камельке забытом // Огонь опять горит — то яркий свет лиет, // То тлеет медленно — а я пред ним читаю, // Иль думы долгие в душе моей питаю.
Неточные совпадения
Стародум(читает). «…Я теперь только узнал…
ведет в Москву свою команду… Он с вами должен встретиться… Сердечно буду рад, если он увидится с вами… Возьмите труд узнать образ мыслей его». (В сторону.) Конечно. Без того ее не выдам… «Вы найдете… Ваш истинный друг…» Хорошо. Это письмо до тебя принадлежит. Я сказывал тебе, что молодой человек, похвальных свойств, представлен… Слова мои тебя смущают, друг мой сердечный. Я это и давеча приметил и теперь вижу. Доверенность твоя
ко мне…
Он увидел на месте, что приказчик был баба и дурак со всеми качествами дрянного приказчика, то есть
вел аккуратно счет кур и яиц, пряжи и полотна, приносимых бабами, но не знал ни бельмеса в уборке хлеба и посевах, а в прибавленье
ко всему подозревал мужиков в покушенье на жизнь свою.
Карл Иваныч одевался в другой комнате, и через классную пронесли к нему синий фрак и еще какие-то белые принадлежности. У двери, которая
вела вниз, послышался голос одной из горничных бабушки; я вышел, чтобы узнать, что ей нужно. Она держала на руке туго накрахмаленную манишку и сказала мне, что она принесла ее для Карла Иваныча и что ночь не спала для того, чтобы успеть вымыть ее
ко времени. Я взялся передать манишку и спросил, встала ли бабушка.
«Так, верно, те, которых
ведут на казнь, прилепливаются мыслями
ко всем предметам, которые им встречаются на дороге», — мелькнуло у него в голове, но только мелькнуло, как молния; он сам поскорей погасил эту мысль… Но вот уже и близко, вот и дом, вот и ворота. Где-то вдруг часы пробили один удар. «Что это, неужели половина восьмого? Быть не может, верно, бегут!»
Некто крестьянин Душкин, содержатель распивочной, напротив того самого дома, является в контору и приносит ювелирский футляр с золотыми серьгами и рассказывает целую
повесть: «Прибежал-де
ко мне повечеру, третьего дня, примерно в начале девятого, — день и час! вникаешь? — работник красильщик, который и до этого
ко мне на дню забегал, Миколай, и принес мне ефту коробку, с золотыми сережками и с камушками, и просил за них под заклад два рубля, а на мой спрос: где взял? — объявил, что на панели поднял.