Неточные совпадения
Таков остался наш союз…
Опять одни мы
в грустный
путь пойдем.
Об истине глася неутомимо, —
И пусть мечты и люди идут мимо!
Несколько улан верхами провожали нас до русского арьергарда,
в виду которого они пожелали счастливого
пути и поскакали назад.
Так-то, Огарев, рука
в руку входили мы с тобою
в жизнь! Шли мы безбоязненно и гордо, не скупясь, отвечали всякому призыву, искренно отдавались всякому увлечению.
Путь, нами избранный, был не легок, мы его не покидали ни разу; раненные, сломанные, мы шли, и нас никто не обгонял. Я дошел… не до цели, а до того места, где дорога идет под гору, и невольно ищу твоей руки, чтоб вместе выйти, чтоб пожать ее и сказать, грустно улыбаясь: «Вот и все!»
Он говорил колодникам
в пересыльном остроге на Воробьевых горах: «Гражданский закон вас осудил и гонит, а церковь гонится за вами, хочет сказать еще слово, еще помолиться об вас и благословить на
путь». Потом, утешая их, он прибавлял, что «они, наказанные, покончили с своим прошедшим, что им предстоит новая жизнь,
в то время как между другими (вероятно, других, кроме чиновников, не было налицо) есть ещё большие преступники», и он ставил
в пример разбойника, распятого вместе с Христом.
Полежаева отправили на Кавказ; там он был произведен за отличие
в унтер-офицеры. Годы шли и шли; безвыходное, скучное положение сломило его; сделаться полицейским поэтом и петь доблести Николая он не мог, а это был единственный
путь отделаться от ранца.
Получив этот ответ, он немедленно написал к графине, что согласен — но что просит ее предварительно разрешить ему следующее сомнение, с кого ему получить заплаченные деньги
в том случае, если Энкиева комета, пересекая орбиту земного шара, собьет его с
пути — что может случиться за полтора года до окончания срока.
Долго терпел народ; наконец какой-то тобольский мещанин решился довести до сведения государя о положении дел. Боясь обыкновенного
пути, он отправился на Кяхту и оттуда пробрался с караваном чаев через сибирскую границу. Он нашел случай
в Царском Селе подать Александру свою просьбу, умоляя его прочесть ее. Александр был удивлен, поражен страшными вещами, прочтенными им. Он позвал мещанина и, долго говоря с ним, убедился
в печальной истине его доноса. Огорченный и несколько смущенный, он сказал ему...
«С Новым годом! С новым счастьем!..» —
в самом деле, с новым счастьем. Разве я не был на возвратном
пути? Всякий час приближал меня к Москве, — сердце было полно надежд.
…Последнее пламя потухавшей любви осветило на минуту тюремный свод, согрело грудь прежними мечтами, и каждый пошел своим
путем. Она уехала
в Украину, я собирался
в ссылку. С тех пор не было вести об ней.
Охотники до реабилитации всех этих дам с камелиями и с жемчугами лучше бы сделали, если б оставили
в покое бархатные мебели и будуары рококо и взглянули бы поближе на несчастный, зябнущий, голодный разврат, — разврат роковой, который насильно влечет свою жертву по
пути гибели и не дает ни опомниться, ни раскаяться. Ветошники чаще
в уличных канавах находят драгоценные камни, чем подбирая блестки мишурного платья.
Когда улеглась радость свиданий и миновались пиры, когда главное было пересказано и приходилось продолжать
путь, мы увидели, что той беззаботной, светлой жизни, которую мы искали по воспоминаниям, нет больше
в нашем круге и особенно
в доме Огарева.
Моровая полоса, идущая от 1825 до 1855 года, скоро совсем задвинется; человеческие слезы, заметенные полицией, пропадут, и будущие поколения не раз остановятся с недоумением перед гладко убитым пустырем, отыскивая пропавшие
пути мысли, которая
в сущности не перерывалась.
Так сложился, например, наш кружок и встретил
в университете, уже готовым, кружок сунгуровский. Направление его было, как и наше, больше политическое, чем научное. Круг Станкевича, образовавшийся
в то же время, был равно близок и равно далек с обоими. Он шел другим
путем, его интересы были чисто теоретические.
Весьма может быть, что бедный прасол, теснимый родными, не отогретый никаким участием, ничьим признанием, изошел бы своими песнями
в пустых степях заволжских, через которые он гонял свои гурты, и Россия не услышала бы этих чудных, кровно-родных песен, если б на его
пути не стоял Станкевич.
И как, должно быть, щемящи, велики нужды, которые привели их к начальнику тайной полиции; вероятно, предварительно были исчерпаны все законные
пути, — а человек этот отделывается общими местами, и, по всей вероятности, какой-нибудь столоначальник положит какое-нибудь решение, чтобы сдать дело
в какую-нибудь другую канцелярию.
Вместо утреннего, яркого, но косого освещения она входила этим скорбным
путем в светлый полдень.
Мы были уж очень не дети;
в 1842 году мне стукнуло тридцать лет; мы слишком хорошо знали, куда нас вела наша деятельность, но шли. Не опрометчиво, но обдуманно продолжали мы наш
путь с тем успокоенным, ровным шагом, к которому приучил нас опыт и семейная жизнь. Это не значило, что мы состарелись, нет, мы были
в то же время юны, и оттого одни, выходя на университетскую кафедру, другие, печатая статьи или издавая газету, каждый день подвергались аресту, отставке, ссылке.
Галахов осведомляется о
пути и спокойно садится
в креслы.
В нем было формально все то, чего недоставало
в русской жизни, оставленной на себя, сгнетенной одной материальной властью и ищущей
путь собственным чутьем.
В первую минуту, когда Хомяков почувствовал эту пустоту, он поехал гулять по Европе во время сонного и скучного царствования Карла X, докончив
в Париже свою забытую трагедию «Ермак» и потолковавши со всякими чехами и далматами на обратном
пути, он воротился. Все скучно! По счастию, открылась турецкая война, он пошел
в полк, без нужды, без цели, и отправился
в Турцию. Война кончилась, и кончилась другая забытая трагедия — «Дмитрий Самозванец». Опять скука!
В глухую ночь, когда «Москвитянин» тонул и «Маяк» не светил ему больше из Петербурга, Белинский, вскормивши своей кровью «Отечественные записки», поставил на ноги их побочного сына и дал им обоим такой толчок, что они могли несколько лет продолжать свой
путь с одними корректорами и батырщиками, литературными мытарями и книжными грешниками.
…Когда мы поехали
в Берлин, я сел
в кабриолет; возле меня уселся какой-то закутанный господин; дело было вечером, я не мог его
путем разглядеть.
Так как провидение
в этом вопросе было заинтересовано, то оно им тотчас и указало
путь.
Глядя на какой-нибудь невзрачный, старинной архитектуры дом
в узком, темном переулке, трудно представить себе, сколько
в продолжение ста лет сошло по стоптанным каменным ступенькам его лестницы молодых парней с котомкой за плечами, с всевозможными сувенирами из волос и сорванных цветов
в котомке, благословляемых на
путь слезами матери и сестер… и пошли
в мир, оставленные на одни свои силы, и сделались известными мужами науки, знаменитыми докторами, натуралистами, литераторами.
Несмотря на то что мы шли с разных сторон и разными
путями, мы встретились на трезвом совершеннолетии
в науке.
Фогт обладает огромным талантом преподавания. Он, полушутя, читал у нас несколько лекций физиологии для дам. Все у него выходило так живо, так просто и так пластически выразительно, что дальний
путь, которым он достиг этой ясности, не был заметен.
В этом-то и состоит вся задача педагогии — сделать науку до того понятной и усвоенной, чтоб заставить ее говорить простым, обыкновенным языком.
Речь Валерио и ответ на нее я прочитал
в газетах и решился ехать просто-напросто
в Турин, на возвратном
пути из Фрибурга.
В то самое время, как Гарибальди называл Маццини своим «другом и учителем», называл его тем ранним, бдящим сеятелем, который одиноко стоял на поле, когда все спало около него, и, указывая просыпавшимся
путь, указал его тому рвавшемуся на бой за родину молодому воину, из которого вышел вождь народа итальянского;
в то время, как, окруженный друзьями, он смотрел на плакавшего бедняка-изгнанника, повторявшего свое «ныне отпущаеши», и сам чуть не плакал —
в то время, когда он поверял нам свой тайный ужас перед будущим, какие-то заговорщики решили отделаться, во что б ни стало, от неловкого гостя и, несмотря на то, что
в заговоре участвовали люди, состарившиеся
в дипломациях и интригах, поседевшие и падшие на ноги
в каверзах и лицемерии, они сыграли свою игру вовсе не хуже честного лавочника, продающего на свое честное слово смородинную ваксу за Old Port.