Любовь Грановского к ней была тихая, кроткая дружба, больше глубокая и нежная, чем страстная. Что-то спокойное, трогательно тихое царило в их молодом доме. Душе было хорошо видеть иной раз возле Грановского, поглощенного своими занятиями, его высокую, гнущуюся, как ветка, молчаливую, влюбленную и счастливую подругу. Я и тут,
глядя на них, думал о тех ясных и целомудренных семьях первых протестантов, которые безбоязненно пели гонимые псалмы, готовые рука в руку спокойно и твердо идти перед инквизитора.
Неточные совпадения
Дом стоял обветшалый уныло,
Штукатурка обилась кругом,
Туча серая сверху ходила
И все плакала,
глядя на дом.
Разумеется, мой отец не ставил его ни в грош, он был тих, добр, неловок, литератор и бедный человек, — стало, по всем условиям стоял за цензом; но его судорожную смешливость он очень хорошо заметил. В силу чего он заставлял его смеяться до того, что все остальные начинали, под его влиянием, тоже как-то неестественно хохотать. Виновник глумления, немного улыбаясь,
глядел тогда
на нас, как человек смотрит
на возню щенят.
Угрюмо стоял он у колонны, свирепо и холодно смотрел перед собой, ни
на кого не
глядя.
Какое счастье вовремя умереть для человека, не умеющего в свой час ни сойти со сцены, ни идти вперед. Это я думал,
глядя на Полевого,
глядя на Пия IX и
на многих других!..
Спешившиеся уланы сидели кучками около лошадей, другие садились
на коней; офицеры расхаживали, с пренебрежением
глядя на полицейских; плац-адъютанты приезжали с озабоченным видом, с желтым воротником и, ничего не сделавши, — уезжали.
— Я два раза, — говорил он, — писал
на родину в Могилевскую губернию, да ответа не было, видно, из моих никого больше нет; так оно как-то и жутко
на родину прийти, побудешь-побудешь, да, как окаянный какой, и пойдешь куда глаза
глядят, Христа ради просить.
Этих более виновных нашлось шестеро: Огарев, Сатин, Лахтин, Оболенский, Сорокин и я. Я назначался в Пермь. В числе осужденных был Лахтин, который вовсе не был арестован. Когда его позвали в комиссию слушать сентенцию, он думал, что это для страха, для того чтоб он казнился,
глядя, как других наказывают. Рассказывали, что кто-то из близких князя Голицына, сердясь
на его жену, удружил ему этим сюрпризом. Слабый здоровьем, он года через три умер в ссылке.
Тут он снова очутился в своей среде. Чиновники и откупщики, заводчики и чиновники — раздолье, да и только. Все трепетало его, все вставало перед ним, все поило его, все давало ему обеды, все
глядело в глаза;
на свадьбах и именинах первый тост предлагали «за здравие его превосходительства!».
— Мы не пьем, — отвечал вотяк, страстно
глядя на рюмку и подозрительно
на меня.
В длинном траурном шерстяном платье, бледная до синеватого отлива, девочка сидела у окна, когда меня привез через несколько дней отец мой к княгине. Она сидела молча, удивленная, испуганная, и
глядела в окно, боясь смотреть
на что-нибудь другое.
Глядя на бледный цвет лица,
на большие глаза, окаймленные темной полоской, двенадцатилетней девочки,
на ее томную усталь и вечную грусть, многим казалось, что это одна из предназначенных, ранних жертв чахотки, жертв, с детства отмеченных перстом смерти, особым знамением красоты и преждевременной думы. «Может, — говорит она, — я и не вынесла бы этой борьбы, если б я не была спасена нашей встречей».
«…Представь себе дурную погоду, страшную стужу, ветер, дождь, пасмурное, какое-то без выражения небо, прегадкую маленькую комнату, из которой, кажется, сейчас вынесли покойника, а тут эти дети без цели, даже без удовольствия, шумят, кричат, ломают и марают все близкое; да хорошо бы еще, если б только можно было
глядеть на этих детей, а когда заставляют быть в их среде», — пишет она в одном письме из деревни, куда княгиня уезжала летом, и продолжает: «У нас сидят три старухи, и все три рассказывают, как их покойники были в параличе, как они за ними ходили — а и без того холодно».
Я дал ей мелкую серебряную монету; она захохотала, увидя ее, но, вместо того чтоб идти прочь, влезла
на облучок кибитки, повернулась ко мне и стала бормотать полусвязные речи,
глядя мне прямо в лицо; ее взгляд был мутен, жалок, пряди волос падали
на лицо.
Белинский вырос, он был страшен, велик в эту минуту. Скрестив
на больной груди руки и
глядя прямо
на магистра, он ответил глухим голосом...
Я вспоминал,
глядя на новых товарищей, как он раз,
на пирушке у губернского землемера, выпивши, играл
на гитаре плясовую и, наконец, не вытерпел, вскочил с гитарой и пустился вприсядку; ну эти ничем не увлекутся, в них не кипит кровь, вино не вскружит им голову.
Она жила
на Морской. Раз как-то шел полк с музыкой по улице, Ольга Александровна подошла к окну и,
глядя на солдат, сказала мне...
С горячим упованьем
глядел я потом
на святые черты, и мало-помалу тайна чудесной силы стала мне уясняться.
Дорога эта великолепно хороша с французской стороны; обширный амфитеатр громадных и совершенно непохожих друг
на друга очертаниями гор провожает до самого Безансона; кое-где
на скалах виднеются остатки укрепленных рыцарских замков. В этой природе есть что-то могучее и суровое, твердое и угрюмое;
на нее-то
глядя, рос и складывался крестьянский мальчик, потомок старого сельского рода — Пьер-Жозеф Прудон. И действительно, о нем можно сказать, только в другом смысле, сказанное поэтом о флорентийцах...
Глядя на какой-нибудь невзрачный, старинной архитектуры дом в узком, темном переулке, трудно представить себе, сколько в продолжение ста лет сошло по стоптанным каменным ступенькам его лестницы молодых парней с котомкой за плечами, с всевозможными сувенирами из волос и сорванных цветов в котомке, благословляемых
на путь слезами матери и сестер… и пошли в мир, оставленные
на одни свои силы, и сделались известными мужами науки, знаменитыми докторами, натуралистами, литераторами.
Враждебная камера смолкнула, и Прудон,
глядя с презрением
на защитников религии и семьи, сошел с трибуны. Вот где его сила, — в этих словах резко слышится язык нового мира, идущего с своим судом и со своими казнями.
Он
глядел вдаль, словно искал чего-то
на горизонте.