Это
было невозможно; думая остаться несколько времени в Перми, я накупил всякой всячины, надобно было продать хоть за полцены, После разных уклончивых ответов губернатор разрешил мне остаться двое суток, взяв слово, что я не буду искать случая увидеться с другим сосланным.
Это
было невозможно… Troppo tardi… [Слишком поздно (ит.).] Оставить ее в минуту, когда у нее, у меня так билось сердце, — это было бы сверх человеческих сил и очень глупо… Я не пошел — она осталась… Месяц прокладывал свои полосы в другую сторону. Она сидела у окна и горько плакала. Я целовал ее влажные глаза, утирал их прядями косы, упавшей на бледно-матовое плечо, которое вбирало в себя месячный свет, терявшийся без отражения в нежно-тусклом отливе.
С нашей стороны
было невозможно заарканить Белинского; он слал нам грозные грамоты из Петербурга, отлучал нас, предавал анафеме и писал еще злее в «Отечественных записках». Наконец он торжественно указал пальцем против «проказы» славянофильства и с упреком повторил: «Вот вам они!», мы все понурили голову, Белинский был прав!
Неточные совпадения
Это дело казалось безмерно трудным всей канцелярии; оно
было просто
невозможно; но на это никто не обратил внимания, хлопотали о том, чтоб не
было выговора. Я обещал Аленицыну приготовить введение и начало, очерки таблиц с красноречивыми отметками, с иностранными словами, с цитатами и поразительными выводами — если он разрешит мне этим тяжелым трудом заниматься дома, а не в канцелярии. Аленицын переговорил с Тюфяевым и согласился.
Германская философия
была привита Московскому университету М. Г. Павловым. Кафедра философии
была закрыта с 1826 года. Павлов преподавал введение к философии вместо физики и сельского хозяйства. Физике
было мудрено научиться на его лекциях, сельскому хозяйству —
невозможно, но его курсы
были чрезвычайно полезны. Павлов стоял в дверях физико-математического отделения и останавливал студента вопросом: «Ты хочешь знать природу? Но что такое природа? Что такое знать?»
Юноша, пришедший в себя и успевший оглядеться после школы, находился в тогдашней России в положении путника, просыпающегося в степи: ступай куда хочешь, —
есть следы,
есть кости погибнувших,
есть дикие звери и пустота во все стороны, грозящая тупой опасностью, в которой погибнуть легко, а бороться
невозможно.
Читать бумаги по всем отделениям
было решительно
невозможно, надобно
было подписывать на веру.
Он взошел к губернатору, это
было при старике Попове, который мне рассказывал, и сказал ему, что эту женщину
невозможно сечь, что это прямо противно закону; губернатор вскочил с своего места и, бешеный от злобы, бросился на исправника с поднятым кулаком: «Я вас сейчас велю арестовать, я вас отдам под суд, вы — изменник!» Исправник
был арестован и подал в отставку; душевно жалею, что не знаю его фамилии, да
будут ему прощены его прежние грехи за эту минуту — скажу просто, геройства, с такими разбойниками вовсе
была не шутка показать человеческое чувство.
Повторять эти вещи почти
невозможно. Я передам, как сумею, один из его рассказов, и то в небольшом отрывке. Речь как-то шла в Париже о том неприятном чувстве, с которым мы переезжаем нашу границу. Галахов стал нам рассказывать, как он ездил в последний раз в свое именье — это
был chef d'oeuvre.
Чаадаев и славяне равно стояли перед неразгаданным сфинксом русской жизни, — сфинксом, спящим под солдатской шинелью и под царским надзором; они равно спрашивали: «Что же из этого
будет? Так жить
невозможно: тягость и нелепость настоящего очевидны, невыносимы — где же выход?»
— Это
невозможно, я никогда не осмелюсь написать это, — и он еще больше покраснел. — Право, лучше
было бы вам изменить ваше решение, пока все это еще келейно. (Консул, верно, думал, что III Отделение — монастырь.)
Мы
были на Вондсвортском шоссе, а Ледрю-Роллен живет в Сен Джонс Вуд-парке, то
есть за восемь миль. Пришлось и мне a l'impressario сказать, что это материально
невозможно.
Неточные совпадения
И, сказав это, вывел Домашку к толпе. Увидели глуповцы разбитную стрельчиху и животами охнули. Стояла она перед ними, та же немытая, нечесаная, как прежде
была; стояла, и хмельная улыбка бродила по лицу ее. И стала им эта Домашка так люба, так люба, что и сказать
невозможно.
Все части этого миросозерцания так крепко цеплялись друг за друга, что
невозможно было потревожить одну, чтобы не разрушить всего остального.
Более всего заботила его Стрелецкая слобода, которая и при предшественниках его отличалась самым непреоборимым упорством. Стрельцы довели энергию бездействия почти до утонченности. Они не только не являлись на сходки по приглашениям Бородавкина, но, завидев его приближение, куда-то исчезали, словно сквозь землю проваливались. Некого
было убеждать, не у кого
было ни о чем спросить. Слышалось, что кто-то где-то дрожит, но где дрожит и как дрожит — разыскать
невозможно.
Догадка эта подтверждается еще тем, что из рассказа летописца вовсе не видно, чтобы во время его градоначальствования производились частые аресты или чтоб кто-нибудь
был нещадно бит, без чего, конечно,
невозможно было бы обойтись, если б амурная деятельность его действительно
была направлена к ограждению общественной безопасности.
Опять все побежали к колокольне, и сколько тут
было перебито и перетоплено тел народных — того даже приблизительно сообразить
невозможно.