Неточные совпадения
От скуки Орлов не знал, что начать. Пробовал он и хрустальную фабрику заводить, на которой делались средневековые стекла с картинами, обходившиеся ему дороже, чем он их продавал, и
книгу он принимался писать «о кредите», — нет, не туда рвалось сердце, но другого выхода не было. Лев был осужден праздно бродить между Арбатом и Басманной, не
смея даже давать волю своему языку.
Чтение Прудона, как чтение Гегеля, дает особый прием, оттачивает оружие, дает не результаты, а средства. Прудон — по преимуществу диалектик, контроверзист [спорщик (от лот. contraversia).] социальных вопросов. Французы в нем ищут эксперименталиста и, не находя ни
сметы фаланстера, ни икарийской управы благочиния, пожимают плечами и кладут
книгу в сторону.
Романская мысль, религиозная в самом отрицании, суеверная в сомнении, отвергающая одни авторитеты во имя других, редко погружалась далее, глубже in medias res [В самую сущность (лат.).] действительности, редко так диалектически
смело и верно снимала с себя все путы, как в этой
книге.
Я
заметил ему, что немцы — страшные националисты, что на них наклепали космополитизм, потому что их знали по
книгам. Они патриоты не меньше французов, но французы спокойнее, зная, что их боятся. Немцы знают невыгодное мнение о себе других народов и выходят из себя, чтоб поддержать свою репутацию.
Неточные совпадения
Заметив любознательность // Крестьян, дворовый седенький // К ним с
книгой подошел: // — Купите! — Как ни тужился, // Мудреного заглавия // Не одолел Демьян: // «Садись-ка ты помещиком // Под липой на скамеечку // Да сам ее читай!»
Вронский взглянул на них, нахмурился и, как будто не
заметив их, косясь на
книгу, стал есть и читать вместе.
Левин вызвался заменить ее; но мать, услыхав раз урок Левина и
заметив, что это делается не так, как в Москве репетировал учитель, конфузясь и стараясь не оскорбить Левина, решительно высказала ему, что надо проходить по
книге так, как учитель, и что она лучше будет опять сама это делать.
— Ты гулял хорошо? — сказал Алексей Александрович, садясь на свое кресло, придвигая к себе
книгу Ветхого Завета и открывая ее. Несмотря на то, что Алексей Александрович не раз говорил Сереже, что всякий христианин должен твердо знать священную историю, он сам в Ветхом Завете часто справлялся с
книгой, и Сережа
заметил это.
Как всегда, у него за время его уединения набралось пропасть мыслей и чувств, которых он не мог передать окружающим, и теперь он изливал в Степана Аркадьича и поэтическую радость весны, и неудачи и планы хозяйства, и мысли и замечания о
книгах, которые он читал, и в особенности идею своего сочинения, основу которого, хотя он сам не
замечал этого, составляла критика всех старых сочинений о хозяйстве.