Неточные совпадения
…Посидевши немного, я предложил читать Шиллера. Меня удивляло сходство наших вкусов; он знал на
память гораздо больше, чем я, и знал именно те места, которые мне так нравились; мы сложили
книгу и выпытывали, так сказать, друг в друге симпатию.
Уваров обещал мне
книгу в знак
памяти и никогда не присылал.
Влияние Грановского на университет и на все молодое поколение было огромно и пережило его; длинную светлую полосу оставил он по себе. Я с особенным умилением смотрю на
книги, посвященные его
памяти бывшими его студентами, на горячие, восторженные строки об нем в их предисловиях, в журнальных статьях, на это юношески прекрасное желание новый труд свой примкнуть к дружеской тени, коснуться, начиная речь, до его гроба, считать от него свою умственную генеалогию.
Одна лекция осталась у меня в
памяти, — это та, в которой он говорил о
книге Мишле «Le Peuple» [«Народ» (фр.).] и о романе Ж. Санда «La Mare au Diable», [«Чертова лужа» (фр.).] потому что он в ней живо коснулся живого и современного интереса.
Один Фоллен был брошен в тюрьму за Вартбургский праздник в
память Лютера; он произнес действительно зажигательную речь, вслед за которою сжег на костре иезуитские и реакционные
книги, всякие символы самодержавия и папской власти.
Неточные совпадения
Он удивлялся ее знанию,
памяти и сначала, сомневаясь, желал подтверждения; и она находила в
книгах то, о чем он спрашивал, и показывала ему.
Да, разные дела на
память в
книгу вносим, // Забудется того гляди.
Самгин мог бы сравнить себя с фонарем на площади: из улиц торопливо выходят, выбегают люди; попадая в круг его света, они покричат немножко, затем исчезают, показав ему свое ничтожество. Они уже не приносят ничего нового, интересного, а только оживляют в
памяти знакомое, вычитанное из
книг, подслушанное в жизни. Но убийство министра было неожиданностью, смутившей его, — он, конечно, отнесся к этому факту отрицательно, однако не представлял, как он будет говорить о нем.
Но механическая работа перенасыщенной
памяти продолжалась, выдвигая дворника Николая, аккуратного, хитренького Осипа, рыжего Семена, грузчиков на Сибирской пристани в Нижнем, десятки мимоходом отмеченных дерзких людей, вереницу их закончили бородатые, зубастые рожи солдат на перроне станции Новгород. И совершенно естественно было вспомнить мрачную
книгу «Наше преступление». Все это расстраивало и даже озлобляло, а злиться Клим Самгин не любил.
Самгин вспомнил, что в детстве он читал «Калевалу», подарок матери;
книга эта, написанная стихами, которые прыгали мимо
памяти, показалась ему скучной, но мать все-таки заставила прочитать ее до конца.