Неточные совпадения
Симоновский архимандрит Мелхиседек сам предложил место в
своем монастыре. Мелхиседек был некогда простой плотник и отчаянный раскольник, потом обратился к православию, пошел в монахи, сделался игумном и, наконец, архимандритом. При этом он остался плотником, то есть
не потерял ни сердца, ни широких плеч, ни красного, здорового
лица. Он
знал Вадима и уважал его за его исторические изыскания о Москве.
Я его видел с тех пор один раз, ровно через шесть лет. Он угасал. Болезненное выражение, задумчивость и какая-то новая угловатость
лица поразили меня; он был печален, чувствовал
свое разрушение,
знал расстройство дел — и
не видел выхода. Месяца через два он умер; кровь свернулась в его жилах.
Долго толковали они, ни в чем
не согласились и наконец потребовали арестанта. Молодая девушка взошла; но это была
не та молчаливая, застенчивая сирота, которую они
знали. Непоколебимая твердость и безвозвратное решение были видны в спокойном и гордом выражении
лица; это было
не дитя, а женщина, которая шла защищать
свою любовь — мою любовь.
Хомяков спорил до четырех часов утра, начавши в девять; где К. Аксаков с мурмолкой в руке свирепствовал за Москву, на которую никто
не нападал, и никогда
не брал в руки бокала шампанского, чтобы
не сотворить тайно моление и тост, который все
знали; где Редкин выводил логически личного бога, ad majorem gloriam Hegel; [к вящей славе Гегеля (лат.).] где Грановский являлся с
своей тихой, но твердой речью; где все помнили Бакунина и Станкевича; где Чаадаев, тщательно одетый, с нежным, как из воску,
лицом, сердил оторопевших аристократов и православных славян колкими замечаниями, всегда отлитыми в оригинальную форму и намеренно замороженными; где молодой старик А. И. Тургенев мило сплетничал обо всех знаменитостях Европы, от Шатобриана и Рекамье до Шеллинга и Рахели Варнгаген; где Боткин и Крюков пантеистически наслаждались рассказами М. С. Щепкина и куда, наконец, иногда падал, как Конгривова ракета, Белинский, выжигая кругом все, что попадало.
Неточные совпадения
Сняв венцы с голов их, священник прочел последнюю молитву и поздравил молодых. Левин взглянул на Кити, и никогда он
не видал ее до сих пор такою. Она была прелестна тем новым сиянием счастия, которое было на ее
лице. Левину хотелось сказать ей что-нибудь, но он
не знал, кончилось ли. Священник вывел его из затруднения. Он улыбнулся
своим добрым ртом и тихо сказал: «поцелуйте жену, и вы поцелуйте мужа» и взял у них из рук свечи.
«Да вот и эта дама и другие тоже очень взволнованы; это очень натурально», сказал себе Алексей Александрович. Он хотел
не смотреть на нее, но взгляд его невольно притягивался к ней. Он опять вглядывался в это
лицо, стараясь
не читать того, что так ясно было на нем написано, и против воли
своей с ужасом читал на нем то, чего он
не хотел
знать.
Он
знал очень хорошо, что в глазах этих
лиц роль несчастного любовника девушки и вообще свободной женщины может быть смешна; но роль человека, приставшего к замужней женщине и во что бы то ни стало положившего
свою жизнь на то, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье, что роль эта имеет что-то красивое, величественное и никогда
не может быть смешна, и поэтому он с гордою и веселою, игравшею под его усами улыбкой, опустил бинокль и посмотрел на кузину.
Как ни страшно было Левину обнять руками это страшное тело, взяться за те места под одеялом, про которые он хотел
не знать, но, поддаваясь влиянию жены, Левин сделал
свое решительное
лицо, какое
знала его жена, и, запустив руки, взялся, но, несмотря на
свою силу, был поражен странною тяжестью этих изможденных членов.
—
Не хочешь
знать приятелей! Здравствуй, mon cher! — заговорил Степан Аркадьич, и здесь, среди этого петербургского блеска,
не менее, чем в Москве, блистая
своим румяным
лицом и лоснящимися расчесанными бакенбардами. — Вчера приехал и очень рад, что увижу твое торжество. Когда увидимся?