Неточные совпадения
Во внутренних комнатах царила мертвая тишина; только по временам раздавался печальный крик какаду, несчастный
опыт его, картавя, повторить человеческое слово, костяной звук его клюва об жердочку, покрытую жестью, да противное хныканье небольшой обезьяны,
старой, осунувшейся, чахоточной, жившей в зале на небольшом выступе изразцовой печи.
Неточные совпадения
— Какой
опыт? столы вертеть? Ну, извините меня, дамы и господа, но, по моему, в колечко веселее играть, — сказал
старый князь, глядя на Вронского и догадываясь, что он затеял это. — В колечке еще есть смысл.
Помещик с седыми усами был, очевидно, закоренелый крепостник и деревенский старожил, страстный сельский хозяин. Признаки эти Левин видел и в одежде — старомодном, потертом сюртуке, видимо непривычном помещику, и в его умных, нахмуренных глазах, и в складной русской речи, и в усвоенном, очевидно, долгим
опытом повелительном тоне, и в решительных движениях больших, красивых, загорелых рук с одним
старым обручальным кольцом на безыменке.
Вера и бабушка стали в какое-то новое положение одна к другой. Бабушка не казнила Веру никаким притворным снисхождением, хотя, очевидно, не принимала так легко решительный
опыт в жизни женщины, как Райский, и еще менее обнаруживала то безусловное презрение, каким клеймит эту «ошибку», «несчастье» или, пожалуй, «падение»
старый, въевшийся в людские понятия ригоризм, не разбирающий даже строго причин «падения».
Где Вера не была приготовлена, там она слушала молча и следила зорко — верует ли сам апостол в свою доктрину, есть ли у него самого незыблемая точка опоры,
опыт, или он только увлечен остроумной или блестящей гипотезой. Он манил вперед образом какого-то громадного будущего, громадной свободы, снятием всех покрывал с Изиды — и это будущее видел чуть не завтра, звал ее вкусить хоть часть этой жизни, сбросить с себя
старое и поверить если не ему, то
опыту. «И будем как боги!» — прибавлял он насмешливо.
Иногда, в этом безусловном рвении к какой-то новой правде, виделось ей только неуменье справиться с
старой правдой, бросающееся к новой, которая давалась не
опытом и борьбой всех внутренних сил, а гораздо дешевле, без борьбы и сразу, на основании только слепого презрения ко всему
старому, не различавшего
старого зла от
старого добра, и принималась на веру от не проверенных ничем новых авторитетов, невесть откуда взявшихся новых людей — без имени, без прошедшего, без истории, без прав.