Неточные совпадения
И вот мы опять едем тем же проселком; открывается знакомый бор и гора, покрытая орешником, а тут и брод через реку, этот брод, приводивший меня двадцать лет тому назад в восторг, — вода брызжет, мелкие камни хрустят, кучера кричат, лошади
упираются… ну вот и село, и дом священника, где он сиживал
на лавочке в буром подряснике, простодушный, добрый, рыжеватый, вечно в поту, всегда что-нибудь прикусывавший и постоянно одержимый икотой; вот и канцелярия, где земский Василий Епифанов, никогда не бывавший трезвым, писал
свои отчеты, скорчившись над бумагой и держа перо у самого конца, круто подогнувши третий палец под него.
Он знал это и потому, предчувствуя что-нибудь смешное, брал мало-помалу
свои меры: вынимал носовой платок, смотрел
на часы, застегивал фрак, закрывал обеими руками лицо и, когда наступал кризис, — вставал, оборачивался к стене,
упирался в нее и мучился полчаса и больше, потом, усталый от пароксизма, красный, обтирая пот с плешивой головы, он садился, но еще долго потом его схватывало.
Сколько мы ни ораторствовали с уланом — священник
уперся и стоял
на своем.
Несмотря на это, Терка, сердитый оттого, что его тормошат целый день, — как ни кричал и ни бранился Петр Михайлыч, —
уперся на своем и доставил их шагом.
— Тут я вспомнил, — прибавил он, — ряд его поступков, которые очень казались странными. Помните, раз зимою, у него: стаканов лишних не было, я хотел налить себе в его стакан, он закрыл его рукою и не дал; я его обругал тогда, а он
уперся на своем: „Это мой каприз, — не дам!“ Ясно, почему не хотел дать.
Неточные совпадения
Мужик что бык: втемяшится // В башку какая блажь — // Колом ее оттудова // Не выбьешь:
упираются, // Всяк
на своем стоит!
Она, как зверок, оглядываясь
на больших
своими блестящими черными глазами, очевидно радуясь тому, что ею любуются, улыбаясь и боком держа ноги, энергически
упиралась на руки и быстро подтягивала весь задок и опять вперед перехватывала ручонками.
Аркадий подошел к дяде и снова почувствовал
на щеках
своих прикосновение его душистых усов. Павел Петрович присел к столу.
На нем был изящный утренний, в английском вкусе, костюм;
на голове красовалась маленькая феска. Эта феска и небрежно повязанный галстучек намекали
на свободу деревенской жизни; но тугие воротнички рубашки, правда, не белой, а пестренькой, как оно и следует для утреннего туалета, с обычною неумолимостью
упирались в выбритый подбородок.
Повинуясь странному любопытству и точно не веря доктору, Самгин вышел в сад, заглянул в окно флигеля, — маленький пианист лежал
на постели у окна, почти
упираясь подбородком в грудь; казалось, что он, прищурив глаза, утонувшие в темных ямах, непонятливо смотрит
на ладони
свои, сложенные ковшичками. Мебель из комнаты вынесли, и пустота ее очень убедительно показывала совершенное одиночество музыканта. Мухи ползали по лицу его.
Не ожидая согласия Самгина, он сказал кучеру адрес и попросил его ехать быстрей. Убежище его оказалось близко, и вот он шагает по лестнице, поднимаясь со ступеньки
на ступеньку, как резиновый, снова удивляя Самгина легкостью
своего шарообразного тела.
На тесной площадке — три двери. Бердников
уперся животом в среднюю и, посторонясь, пригласил Самгина: