Неточные совпадения
Возле дилетантов доживают свой век романтики, запоздалые представители прошедшего, глубоко скорбящие об умершем мире, который им казался вечным; они не хотят с новым иметь
дела иначе как с копьем в руке: верные преданию средних веков, они похожи на Дон-Кихота и скорбят о глубоком падении
людей, завернувшись в одежды печали и сетования.
Дело в том, что эта наука существует как наука, и тогда она имеет великий результат; а результат отдельно вовсе не существует: так голова живого
человека кипит мыслями, пока шеей прикреплена к туловищу, а без него она — пустая форма.
А при всем том каждый
день, каждый час яснее и яснее показывает, что человечество не хочет больше ни классиков, ни романтиков — хочет
людей, и
людей современных, а на других смотрит, как на гостей в маскараде, зная, что, когда пойдут ужинать, маски снимут и под уродливыми чужими чертами откроются знакомые, родственные черты.
«Ко второму», — отвечал артист. — «Кого же вы еще причисляете к этому разряду?» — «Многих, государь; я вообще
делю род человеческий относительно скрипичной игры на три разряда: первый, самый большой,
люди, не умеющие играть на скрипке; второй, также довольно многочисленный,
люди — не то чтоб умеющие играть, но любящие беспрестанно играть на скрипке; третий очень беден: к нему причисляются несколько
человек, знающих музыку и иногда прекрасно играющих на скрипке.
Новая каста людопасов не состоялась; пасти
людей стало труднее;
люди смотрят на ученых
дел мастеров как на равных, как на
людей, да еще как на
людей, не дошедших до полной жизни, а пробавляющихся одной обителью из многих.
Ученый [Считаю необходимым еще раз сказать, что
дело идет единственно и исключительно о цеховых ученых и что все сказанное только справедливо в антитетическом смысле; истинный ученый всегда будет просто
человек, и человечество всегда с уважением поклонится ему.] до такой степени разобщился с современностью, до такой степени завял, вымер с трех сторон, что надобно почти нечеловеческие усилия, чтоб ему войти живым звеном в живую цепь.
И теперь всякий знает, что нет ни одного
дела, которое можно поручить ученому: это вечный недоросль между
людьми; он только не смешон в своей лаборатории, музеуме.
Это замечание очень идет сюда: получив диплом,
человек в самом
деле воображает, что он знает науку, в то время когда диплом имеет, собственно, одно гражданское значение; но носитель его чувствует себя отделенным от рода человеческого: он на
людей без диплома смотрит как на профанов.
Как бы
человек ни считал себя занимающимся одними фактами, внутренняя необходимость ума увлекает его в сферу мысли, к идее, к всеобщему; специалисты выигрывают упорным непослушанием только то, что, вместо правильного пути поднятия, они блуждают в странной среде, которой
дно — факты без связи, а верх — теоретические мечтания без связи.
Наука, в высшем смысле своем, сделается доступна
людям, и тогда только она может потребовать голоса во всех
делах жизни.
Воспитание предполагает внесущую, готовую истину; с того мгновения, как
человек поймет истину, она будет у него в груди, и тогда
дело воспитания исчерпано —
дело сознательного деяния начнется.
Он, этот умный и тонкий в служебных
делах человек, не понимал всего безумия такого отношения к жене. Он не понимал этого, потому что ему было слишком страшно понять свое настоящее положение, и он в душе своей закрыл, запер и запечатал тот ящик, в котором у него находились его чувства к семье, т. е. к жене и сыну. Он, внимательный отец, с конца этой зимы стал особенно холоден к сыну и имел к нему то же подтрунивающее отношение, как и к желе. «А! молодой человек!» обращался он к нему.
Неточные совпадения
Столько лежит всяких
дел, относительно одной чистоты, починки, поправки… словом, наиумнейший
человек пришел бы в затруднение, но, благодарение богу, все идет благополучно.
X л е с т а к о в (принимая деньги).Покорнейше благодарю. Я вам тотчас пришлю их из деревни… у меня это вдруг… Я вижу, вы благородный
человек. Теперь другое
дело.
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь:
дело идет о жизни
человека… (К Осипу.)Ну что, друг, право, мне ты очень нравишься. В дороге не мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков на чай.
«Мы
люди чужестранные, // Давно, по
делу важному, // Домишки мы покинули, // У нас забота есть… // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды…»
Подумавши, оставили // Меня бурмистром: правлю я //
Делами и теперь. // А перед старым барином // Бурмистром Климку на́звали, // Пускай его! По барину // Бурмистр! перед Последышем // Последний
человек! // У Клима совесть глиняна, // А бородища Минина, // Посмотришь, так подумаешь, // Что не найти крестьянина // Степенней и трезвей. // Наследники построили // Кафтан ему: одел его — // И сделался Клим Яковлич // Из Климки бесшабашного // Бурмистр первейший сорт.