Эта осадная цензура, руководствуясь военным регламентом Петра I и греческим Номоканоном, запретила печатать что бы то ни было, писанное мною, хотя бы то
было слово о пользе тайной полиции и явного самодержавия или задушевная переписка с друзьями о выгодах крепостного состояния, телесных наказаний и рекрутских наборов.
Неточные совпадения
«А помнишь, — говорил ежегодно Михайло Степанович Ефимке, обтирая губы после христосованья, — помнишь, как ты меня возил на салазках и делал снеговую гору?» Сердце прыгало от радости у старика при этих
словах, и он торопился отвечать: «Как же, батюшка, кормилец ты наш, мне-то не помнить, оно ведь еще при покойном дядюшке вашей милости, при Льве Степановиче
было, помню, вот словно вчера».
«А ты, Нефед, покажь-ка соху, да и борону, выведи лошадь-то», —
словом, поучал их, как неразумных детей, и мужички рассказывали долго после его смерти «о порядках старого барина», прибавляя: «Точно, бывало, спуску не дает, ну, а только умница
был, все знал наше крестьянское дело досконально и правого не тронет, то
есть учитель
был».
Багровый от гнева, сбиваясь в
словах и буквах, барин велел поймать Митьку, где бы он ни
был, и посадить в колодку, пока он решит его судьбу; отдавши приказ, он, усталый и запыхавшись, удалился в кабинет.
Материальной частью хозяйства Степан Степанович, как все сентиментальные натуры, заниматься не любил; староста и повар управляли вотчиной; до барина доступ
был не легок, кому и случалось с ним молвить
слово, остерегался проболтаться, барин все рассказывал горничным.
— А ты чего смотрел, у меня чтобы
слово «недоимка» не
было известно. Слышишь! Какой оброк платят, неслыханное дело, дядюшка так попустил от старости. Я, чай, вам, православные, перед соседями совестно так мало платить.
Молдаванка хотела
было просить Михаила Степановича позволить им остаться, хоть в людской избе, но, встретив холодные глаза его с рыжеватыми ресницами, она не смела вымолвить ни
слова и пошла укладывать свои пожитки.
Почтенный старец вышел, не говоря ни
слова, он думал, что ему больше придется ломаться, он
был даже несколько сконфужен легкой победой.
— Ох, — говорил Михаиле Степанович, притворившийся больным, — ох, ma chere, зачем это ты употребляешь такие
слова, мое ухо не привыкло к таким выражениям. У меня от забот, от болезни (он жаловался на аневризм, которого у него, впрочем, не
было) бывают иногда черные минуты — надобно кротостью и добрым
словом остановить, а не раздражать, я сам оплакиваю несчастный случай, — и он остановился, как бы подавленный сильными чувствами.
Он
был католик и революционер, аристократ и бунтовщик, светский человек в нашем смысле
слова — и породистый поляк.
Когда она проснулась на другое утро, первое, что представилось ей,
были слова, которые она сказала мужу, и слова эти ей показались так ужасны, что она не могла понять теперь, как она могла решиться произнести эти странные грубые слова, и не могла представить себе того, что из этого выйдет.
«Наступило время, когда необходимо верить, и я подчиняюсь необходимости? Нет, не так, не то, а —
есть слова, которые не обладают тенью, не влекут за собою противоречий. Это — родина, отечество… Отечество в опасности».
Когда ему предоставлено
было слово, он медленно встал, обнаружив всю свою грациозную фигуру в шитом мундире, и, положив обе руки на конторку, слегка склонив голову, оглядел залу, избегая взглядом подсудимых, и начал:
Неточные совпадения
Коробкин (продолжает).«Судья Ляпкин-Тяпкин в сильнейшей степени моветон…» (Останавливается).Должно
быть, французское
слово.
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно
было б с ними изъясняться: он по-русски ни
слова не знает.
Осклабился, товарищам // Сказал победным голосом: // «Мотайте-ка на ус!» // Пошло, толпой подхвачено, // О крепи
слово верное // Трепаться: «Нет змеи — // Не
будет и змеенышей!» // Клим Яковлев Игнатия // Опять ругнул: «Дурак же ты!» // Чуть-чуть не подрались!
«На!
выпивай, служивенький! // С тобой и спорить нечего: // Ты счастлив —
слова нет!»
И русскую деву влекли на позор, // Свирепствовал бич без боязни, // И ужас народа при
слове «набор» // Подобен
был ужасу казни?